Императрицы (сборник). Петр Краснов

белая какая…

      – Красивая.

      – Хоть куда девка.

      Пять взрослых, немолодых, голодных самцов толкались подле лежащей без сознания женщины, и томное, мучительное вожделение все сильнее охватывало их.

      – Что ж, – задыхаясь, проговорил чернобородый, тот, кто первый ударил Риту под грудь, – так приступать, что ль, али погодить, пока совсем отойдет?

      – То-то приступать!.. Ты, что ль, приступать-то будешь?..

      – Ну, я.

      – А почему ты? Ты что за атаман, что тебе первому и добыча?..

      – Кажному хочется первому.

      – Сие, братцы, жребий надоть кинуть… Канаться…

      – Сказал тожа – канаться!.. Я первой увидал, я первой тревогу исделал, я первой вдарил, я определил, что-де за солдат такой едет с бабьими грудями… А ты что?.. Коня вязал! С конем и вожжайся.

      – Постойте, погодите, ребятки, чаво там шумите!.. Допрежь всего надо на сторожу кого ни на есть поставить. А то нехорошо так… Неладно, ежели кто войдет…

      – Ну, сказал – войдет!.. Кто сюда в этакую чащу заглянет. Опять же по всему Питеру заставы понаставлены, никого не пропускают… Да и погода!..

      – Точно, что погода, – вздохнул белобрысый, до сих пор безучастно стоявший у дверей.

      – Да, погодка, – согласились все. – Ну-к что ж, раздевать будем.

      – Погодь!.. Раньше – канаться!..

      – Чего там канаться!.. Я первой подозрил, я первой вдарил, я и первой…

      Чернобородый подошел к девушке и стал стягивать с нее разорванный кадетский кафтан. Опять посыпались советы и споры. Разбойники топтались кругом, возбужденные, жадные, совсем осатанелые. Изба наполнялась смрадом мокрых онучей, полушубков, немытых, грязных, потных тел.

      – Хоть бы рожу ей обмыли!

      – И так ладна будет.

      – А ну, коли мертва?

      – У, дурья голова, заладил одно – мертва да мертва! Не видишь, что ли, кровь капит.

      Рубашку под алым камзолом сорвали и на миг оцепенели при виде молодой белой груди, под которой темным пятном вспух синяк.

      – Ишь, как ударил-то, варнак!

      – Вы постойте, товарищи… Вы погодите, чего зря лезете. Не мешайте, кому череда нет.

      – Он все свое!.. Черед какой!..

      – Канаться!..

      Дикий, громкий хохот потряс избу. В жадные минуты безумного вожделения всякая осторожность была оставлена и позабыта. Девушку приподнимали, чтобы стянуть с нее рубашку, толкали, тащили с ног тяжелые, набухшие на дожде башмаки, и от этих толчков, от шума, от крепких разбойничьих щипков Рита очнулась Темные, налитые страданием глаза раскрылись и несколько мгновений смотрели безумно. Рита ничего еще не понимала, ничего не соображала, потом вздохнула тяжело, вспомнив и поняв, что произошло, и начала сопротивляться.

      – А кусается, стерва!..

      – Ишь, живучая какая сука!..

      – Ты ее, Андрон, за локти ее, за локти!..

      – Голову запрокинь!..

      – Ишь, склизкая какая, что твоя змея!..

      Закусив губы, Рита билась смертным боем, билась за себя и за то, чтобы освободиться, ибо если не она – кто же скажет