Князь Рус. Юрий Никитин

отдернуться.

      Он старался дышать ровно, чтобы она поверила, что он спит, и заснула тоже, но недоброе предчувствие с такой силой давило на грудь, что с трудом раздвигал грудную клетку, впуская воздух к измученному сердцу. Словно наковальню взгромоздили ему на грудь, а та становится все массивнее, тяжелее…

      Все-таки забылся под утро, потому что внезапно увидел светлые стены шатра, полог был задернут. По ту сторону тонкой ткани перекликались мужские голоса, вдали хрипло протрубил охотничий рог.

      В шатре чувствовался сладковатый запах. Он взглянул в усталое лицо Ис, понял: не спала, бедняжка. Окуривала травами, отгоняла злых духов, молила своих богов отвести от него беду. Он сердился, когда она пыталась говорить о своих богах, и теперь она призывает их помочь ему тайком…

      – Ис, – сказал он, морщась, – мужчина должен выстаивать сам! Никакие твои боги…

      – У нас один бог, – сказала она, защищаясь.

      – Тем более! Что может один, если десяток против? А мужчина должен стоять и против сотни богов. Так нас учил отец.

      – Но выстоит ли, – ответила она печально.

      – Не это главное! Он должен стоять красиво. И умереть, если понадобится, красиво.

      Она прошептала:

      – А наш бог учит выжить… любой ценой.

      Она подала ему перевязь. Он надел через голову, поцеловал ее крепко в губы, и полог резко отдернулся под его пальцами. Мир был еще сер, только восток полыхал алым, как нежный цвет молодого мака. Как румянец на щеках Ис, подумал Рус. В груди потеплело, он с удивлением ощутил, как исполинская наковальня уменьшилась до размеров простых клещей кузнеца.

      Костры горели мощно, искры с треском выстреливались в серое небо. Деревьев много, и выбирают только сухие березы, чтобы горело долго и жарко, люди спали возле костров на земле охотнее, чем в телегах. Кое-где уже варили в котлах, на ближайшем костре жарили на вертеле дикого кабанчика. Буська помахал Русу, облизался и показал на тушу. Жир капал на багровые угли, с шипением взлетали короткие злые дымки.

      От одного из костров поднялся взъерошенный Лех. Голый до пояса, красивый, хоть и заспанный, широко зевал, чесал под мышками, вздрагивал от утренней свежести, и могучие мышцы радостно вздувались, перекатывались, стараясь проглотить одна другую, но делались только толще.

      Рус видел, как посерьезнело лицо среднего брата, когда оглянулся на шатер Чеха. Две молодые девки, хихикая и толкая друг друга, принесли медный таз с водой. Лех быстро умылся, воду расплескивал, как большая перепуганная рыба. Девки преувеличенно старательно вытерли спину, норовя щипнуть за тугое мясо, юный отрок с серьезными глазами принес и подал обеими руками меч в расписных ножнах.

      – Как спалось, Рус?

      Голос Леха был хриплый, с трещиной. Совсем не тот чистый, звонкий голос, которым всегда приветствовал утреннюю зарю. А синие глаза потемнели.

      – Как и тебе, – буркнул Рус.

      – Ну, с чего ты взял…

      – В воду погляди, – посоветовал Рус.

      Лех послушно поглядел, раздраженно ударил ладонью. Рус отшатнулся от брызг:

      –