Стать смыслом его жизни. Ирина Грин

по-вашему, ее дочь в стационарном лечении не нуждается и мать должна ее забрать домой, – он снова посмотрел на Веру поверх очков.

      – Антон Семенович, но ведь Даша Иванченко действительно вполне может лечиться на дневном стационаре, а еще лучше дома. У девочки синдром нарушения внимательности с гиперактивностью, сейчас эти симптомы в той или иной мере можно найти как минимум у десяти процентов детей, но это же не значит…

      – Эх, молодо-зелено! – покачал головой Борисов.

      – Антон Семенович, – Вера нервно накручивала на палец волосы, – вы понимаете, я считаю, что таким детям лучше дать бегать по улице, спортом заниматься до изнеможения, вот и станут поспокойнее. А у нас – гулять их не выпускают, психостимуляторы и нейролептики – вот и все лечение. Я понимаю, шизофрения, биполярное расстройство… Но ребята типа Даши… Все, что им нужно, – материнская любовь и забота.

      – А вы предлагаете отказаться от отработанных методик и испытывать на пациентах новые препараты? – главный насупился и стал постукивать пальцами по столу. – А еще, может быть, заключить провизорские договора с фармакологическими компаниями и впаривать родителям всякую туфту? – последние слова показались Вере такими нелепыми, что она невольно улыбнулась. – Вот то-то, улыбаешься.

      Переход на «ты» означал, что официальная часть разговора окончилась.

      – А по поводу Иванченко, – продолжал Борисов, – неужели не видно, что она разочарована в своем ребенке, устала от него? Нет у нее сил на любовь, не осталось. Девочке гораздо лучше здесь, в больнице, чем дома. Опять же, у нас какой менталитет? Сдал в стационар больного ребенка, а забрать должен здорового. А ты ей недолеченного хочешь отдать. Непорядок. Отсюда и недовольство, жалобы.

      – А Петров? Вова Петров? Ведь он же был здоров, когда его выписывали, абсолютно нормальный ребенок…

      – А ты спроси у его матери, любит ли она своего сына.

      – Она просто убита горем… Ой, – Вера вспомнила, что оставила женщину в кабинете, – можно мне идти?

      – Я еще не договорил. Тут звонили из облздравотдела, выделили нам путевку на курсы психореаниматологии, на шесть месяцев. Тебе не нравится, как мы лечим больных, вот и поезжай, поучись.

      – Антон Семенович, – растерялась Вера, – да я разве… А как же…

      – Не вздумай отказаться! Иди.

      Мать Петрова сидела в той же позе, в какой Вера ее оставила.

      – Галина Алексеевна! – окликнула ее Вера.

      Женщина вздрогнула, подняла глаза. Казалось, она не могла понять, где находится.

      – Не переживайте, я уверена, все будет хорошо. Главное – верить в это. Вы ведь любите своего сына?

      Она почувствовала, как женщина внутренне напряглась.

      – Любите? – растерянно повторила Вера.

      – Какое твое дело? Своих заведи сначала! – Петрова вскочила и выбежала из кабинетика, хлопнув дверью.

      Вера догнала ее возле выходной двери – выйти из отделения можно было при помощи ключа, имевшегося только у медперсонала. Женщина ожесточенно дергала дверь на себя.

      – Разрешите, я открою, – Вера достала ключ. – Что