Небо слишком высоко. Антон Леонтьев

и прислуга считали ее гордячкой и снобом. И это только потому, что она никогда не звала никого из них по имени и не вела с ними ненужных разговоров.

      Нет, никакой гордячкой или снобом она не была, просто она боялась вступать в какие бы то ни было отношения с абсолютно чужими людьми – кто сказал, что она должна вообще чирикать с этими личностями, половина из которых доносила обо всем ее мужу, а другая половина сплавляла пикантные подробности из жизни президентской четы оппозиционным либеральным СМИ?

      Вот и сейчас, похоже, горничная услышала то, что для ее ушей не предназначалось.

      Милена проводила сына в его комнату и, удостоверившись, что за дверью никто не маячит, произнесла по-герцословацки:

      – Прошу тебя, не перечь отцу. И не говори о том, что проблема – он сам.

      Падая на большую софу и вытаскивая из-под нее очередной номер комиксов, Тициан проговорил:

      – Мамочка, но ты же сама знаешь, что он и есть проблема. Но любую проблему можно устранить. – А потом, взглянув на нее, добавил: – Поэтому повторяю в третий раз, мамочка, ты с ним счастлива?

      Милена никогда не пыталась анализировать свои отношения с Делбертом с точки зрения того, счастлива ли она с ним или нет. Когда она вышла за него, он был миллиардером, владельцем строительной империи. И даже если она его не любила (а надо признать, она его не любила), было бы – если использовать любимое словечко Делберта – сущим идиотизмом отвергнуть его предложение о замужестве.

      Теперь же он являлся президентом США, одним из самых могущественных лидеров в мире.

      Какое отношение имел к этому вопрос о личном счастье жены президента?

      – Забудь об этом! – произнесла она, а Тициан, кладя ноги к ярких кроссовках на софу, подытожил:

      – Следовательно, нет. Что же, мне это важно знать для дальнейших шагов.

      Милена вздрогнула. Она желала узнать, что имеет в виду сын, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату Тициана вошел отец-президент. За ним семенил прибывший другим самолетом пресс-секретарь Белого дома Стивен Маккиннон, толстяк со свиными глазками.

      – Сын! Я рассказал Стивену о твоей гениальной идее обвинить Старую Ведьму в связях с кремлинами. Он с тобой поговорит, чтобы разработать стратегию…

      В комнату заглянула и Лоретта, заявившая:

      – Но Делберт, вообще-то, это моя прерогатива заниматься пиаром.

      Стивен, выпятив в подражание шефу нижнюю губу, сказал:

      – Ничего, Лоретта, была твоя, стала моя! Мы с Тицианом отлично друг друга понимаем. Так ведь, приятель?

      Стивен выставил ладонь, явно ожидая, что Тициан ударит по ней, однако подросток, листавший комиксы, и не подумал это сделать. Пухлая рука Стивена повисла в воздухе, а Лоретта, цокая каблуками и выставляя напоказ все изгибы своего роскошного тела, облаченного в алый шелк платья, подошла к софе и опустилась на подлокотник. Ее когтистая рука хищницы легла на макушку Тициана.

      – О, с Тицианом мы ведь тоже друг друга отлично понимаем? Так ведь, мой сладкий?

      Милена