Земля обетованная. Эрих Мария Ремарк

ведь не американец? – спросила девушка по-французски. Она и с Мойковым по-французски говорила.

      – Нет. Я немец.

      – Ненавижу немцев, – отрезала она.

      – Я тоже, – ответил я.

      Она вскинула на меня глаза.

      – Я не то имела в виду! – выпалила она смущенно. – Не вас лично.

      – Я тоже.

      – Вы не должны сердиться. Это все война.

      – Да, – отозвался я как можно равнодушней. – Это все война, я знаю.

      Уже не в первый раз меня оскорбляли из-за моей национальности. Во Франции это случалось сплошь и рядом. Война и вправду золотое время для простых обобщений.

      Мойков вернулся, неся бутылку и три маленькие стопочки.

      – Мне не нужно, – сказал я.

      – Вы обиделись? – спросила девушка.

      – Нет. Просто пить не хочу. Надеюсь, вам это не помешает.

      Мойков понимающе ухмыльнулся.

      – Ваше здоровье, Мария! – сказал он, поднимая рюмку.

      – Напиток богов, – вздохнула девушка и опустошила рюмку одним махом, резко, как пони, запрокинув голову.

      Мойков схватился за бутылку.

      – Еще по одной? Рюмочки-то малюсенькие.

      – Grazie[9], Владимир. Достаточно. Мне надо бежать. Au revoir![10]

      Она протянула мне руку.

      – Au revoir, monsieur[11].

      Рукопожатие у нее оказалось неожиданно крепкое.

      – Au revoir, madame[12].

      Мойков, вышедший ее проводить, вернулся.

      – Она вас разозлила?

      – Да нет. Я сам все спровоцировал. Мог бы сказать, что у меня австрийский паспорт.

      – Не обращайте внимания. Она не хотела. Просто говорит быстрее, чем думает. Она поначалу почти каждого исхитряется разозлить.

      – Правда? – спросил я, почему-то только сейчас начиная злиться. – Вроде бы не такая уж она и красавица, чтобы так заноситься.

      Мойков усмехнулся.

      – Сегодня у нее не лучший день, но чем дольше ее знаешь, тем больше она располагает к себе.

      – Она что, итальянка?

      – Вроде того. Зовут ее Мария Фиола. Помесь, как и почти все здесь; мать, по-моему, была то ли испанской, то ли русской еврейкой. Работает фотомоделью. Раньше жила здесь.

      – Как и Лахман, – заметил я.

      – Как Лахман, как Хирш, как Лёвенштайн и многие другие, – с готовностью подтвердил Мойков. – Здесь у нас дешевый интернациональный караван-сарай. Но все-таки это на разряд выше, чем национальные гетто, где поначалу обычно поселяются новоприбывшие.

      – Гетто? Здесь они тоже есть?

      – Их так называют. Просто многих эмигрантов тянет жить среди земляков. Зато дети потом мечтают любой ценой вырваться оттуда.

      – Что, и немецкое гетто тоже есть?

      – А как же. Йорквилл. Это в районе Восемьдесят шестой улицы, где кафе «Гинденбург».

      – Как? «Гинденбург»? И это во время войны?

      Мойков кивнул.

      – Здешние

9

Спасибо (um.).

10

До свиданья! (фр.)

11

До свиданья, месье (фр.).

12

До свиданья, мадам (фр.).