29 отравленных принцев. Татьяна Степанова

снова топая ножкой в игрушечной босоножке, и сказала Колосову: – Не обращайте на него внимания. А могу ли я взглянуть на ваше удостоверение?

      – Прошу вас, – Колосов галантно предъявил «корочку» и, забывшись, снял темные очки. И совершенно напрасно.

      – Начальник отдела… – Потехина читала удостоверение, – убийств… области… Области… Так вы не с Петровки, 38? Область… Так, а простите за прямоту, Подольск… Ну, подмосковный Подольск – это у вас?

      – У нас, – ответил Никита, – наша территория.

      – И вам не стыдно, молодой человек? – Потехина гневно посмотрела на Колосова. – И совесть вас еще не загрызла, нет?

      – А в чем дело? – спросил Никита, забирая удостоверение.

      – И он еще спрашивает, в чем дело! Начальник отдела убийств из области – это про вас написано, а? Подольск – ваша территория? А почему тогда до сих пор убийца Похлебкина на свободе гуляет? Сколько времени прошло, а вы его до сих пор не нашли. Такого человека убили – гения! Мы все из него вышли, все. Похлебкин – это же… – Потехина потрясла пухлыми ручками. – У меня сердце кровью до сих пор обливается, когда подумаю, что такой человек в могиле лежит. А его убийца до сих пор на свободе разгуливает.

      – Марья Захаровна, но я этим делом не занимался, – со скромным достоинством ответил Колосов, – а по делу Похлебкина до сих пор ведется работа.

      – Бросьте! Вы мне это бросьте, работа! – Потехина презрительно усмехнулась. – Слыхала я по телевизору: мол, убили с целью ограбления. Отверткой! Чушь все это собачья!

      – Марьяша, он к нам совсем не по этому делу, по другому, – попытался вклиниться Симонов.

      – Помолчи, алкоголик! Похлебкин, можно сказать, нам всем свет дал увидеть, мы все у него в долгу неоплатном, а тут… Знаете, молодой человек, что я, лично я думаю о его смерти?

      – Что? – спросил Колосов. Спорить с этой взрывной крикуньей, сладко дышащей дорогими французскими духами, было бесполезно. Допрос приходилось строить, подчиняясь и уступая.

      – У старика был непререкаемый авторитет и влияние. Заикнись он только где-нибудь печатно или устно, что в том или ином ресторане под видом активно рекламируемой национальной кухни – любой: китайской, арабской, русской, кошерной – толкают клиентам разную там псевдоавторскую бурду, этому заведению пришел бы конец. Похлебкину верили все. Его слово было законом для специалистов самой высокой пробы. Так вот, я считаю, что его убили потому, что он пытался кого-то разоблачить! Пытался открыть глаза всем нам на то дерьмо, которым нас кормят за наши же деньги!

      Колосов секунду молчал, словно оценивая.

      – А знаете, Марья Захаровна, – произнес он задумчиво тоном самого настоящего гениального сыщика, – пожалуй… Эта версия имеет такое же право на существование, как и… нет, но какой новый, свежий, неизбитый подход… Поворот мысли на сто восемьдесят градусов… Я сегодня же доложу начальству. Спасибо вам, огромное спасибо.

      – Не за что. – Марья Захаровна, блестя глазками-щелочками, пытливо изучала его – правду