Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня (сборник). Тахира Мафи

Адама.

      – Встать! – Ботинок со стальным рантом пинает меня под ребра, быстро, жестко, глухо. Я ничего не проглотила, но судороги сотрясают мое тело, будто жестокий кашель. – Я сказал, встать! – Второй ботинок, еще жестче, быстрее, сильнее, прилетает мне в живот. Я даже не могу закричать.

      Поднимайся, Джульетта. Поднимайся. Иначе они застрелят Адама.

      Кое-как встаю на колени, теряю равновесие и едва не падаю на стену сзади, но неловко двигаюсь вперед. Поднять руки оказалось мучительно, я не ожидала от себя подобной стойкости. Внутри все омертвело, кости растрескались, кожа превратилась в сито, истыканная иголками боли. Вот меня и пришли убивать.

      Вот почему Адама посадили в мою камеру.

      Потому что я ухожу. Адам здесь, потому что я ухожу, они забыли убить меня вовремя, потому что мои минуты истекли, потому что семнадцать лет в этом мире слишком много. Сейчас меня убьют.

      Я часто думала, как это будет. Интересно, это осчастливит моих родителей?

      Кто-то смеется.

      – Ну не жалкое ли дерьмо?

      Я не знаю, со мной ли они говорят. Я едва удерживаю руки поднятыми.

      – Даже не плачет, – добавил кто-то. – Девки на этом этапе уже молят о пощаде.

      Стены начинают сочиться кровью, сильнее, сильнее, алые струйки уже брызжут в потолок. Я не знаю, сколько смогу сдерживать дыхание. Я не различаю слова, не понимаю звуков, только слышу, как в голове шумит кровь. Мои губы – две бетонные плиты, которые мне не разлепить. Пол куда-то проваливается. Ноги несут меня в направлении, которое я не узнаю.

      Надеюсь, они убьют меня быстро.

      Глава 8

      Открыть глаза мне удалось только через два дня.

      Рядом стоит жестянка с водой и банка с едой, и я проглатываю холодное содержимое, засовывая его в рот дрожащими руками. Тупая боль отдается в суставах, отчаянная сухость сжимает горло. Вроде бы ничего не сломано, но взгляд под рубашку доказывает, что боль реальна: синяки цветут тусклым синим и желтым, мучительно отзываясь на прикосновение и медленно исчезая.

      Адама нигде нет.

      Я одна в блоке одиночества. Четыре стены не более десяти футов в длину и высоту, воздух поступает из узкой щели в двери. Не успело собственное воображение начать меня терроризировать, как тяжелая металлическая дверь распахнулась, и охранник с двумя автоматами на груди смерил меня взглядом.

      – Встать.

      На этот раз я подчиняюсь, не колеблясь.

      Надеюсь, Адам цел и его не ждет такой финал, как меня.

      – Иди за мной. – Голос у охранника басистый, зычный, серые глаза непроницаемы. На вид ему лет двадцать пять. Стриженные ежиком светлые волосы, рукава рубашки закатаны почти до плеч, армейские татуировки покрывают предплечья, совсем как у Адама.

      О Боже, нет!

      Адам появляется рядом с блондином и показывает стволом в узкий коридор:

      – Шевелись.

      Адам направляет карабин мне в грудь.

      Адам направляет карабин мне в грудь.

      Адам направляет карабин мне в грудь.

      Его