Исцеляющая. Джейсон Мотт

над головой плакат: «ПОМОГИ И МНЕ ТОЖЕ». Шериф молча кивнул на него. Они с Эйвой проводили его глазами.

      – Просто смирись с этим, дочка, – повторил Мейкон. – Так оно легче. Сперва все будет казаться странным, но потом волны обязательно улягутся. Это, что называется, скоротечное поветрие, понимаешь? Народ взволнован произошедшим, но пройдет немного времени, возбуждение спадет, и они вернутся к обычной жизни. Ничто не вечно.

      – Все вечно, – тихо, словно отвечая собственным мыслям, а не отцу, произнесла Эйва. – Взрослые уверены, что все проходит, но это не так. Теперь благодаря Интернету ничего окончательно не исчезает, все где-то сохраняется. Все и навсегда. Больше ничего не пропадает бесследно.

      – Хм-м… Глубокая мысль, – заметил Мейкон.

      Он хотел использовать иное прилагательное, но понял, что начинает отвлекаться. Они уже почти покинули город. Небольшие строения и тесные улочки сходили на нет, вот-вот должны были показаться поля и рощи, окружающие Стоун-Темпл.

      И вот они въехали на узкий горный серпантин, ведущий к их дому.

      – Дома нас поджидает Уош, – сказал Мейкон шутливо-неодобрительным тоном.

      – А мне-то что за дело?

      – Да вы же как Бонни и Клайд с того самого дня, как впервые встретились. Зуб даю, тебя огорчило, что он не приехал со мной забирать тебя из больницы. Будь я юной девицей, и сам расстроился бы, если бы мой дружок не встретил меня после выписки.

      – Никакой он мне не дружок, – покраснела Эйва.

      – Предпочитаешь слово «возлюбленный»? Но разве современная молодежь так выражается? Звучит несколько старомодно, не согласна? – Он игриво пихнул дочь локтем. – Я ж у тебя старикан, и все такое. Не надеешься же ты, что мне удастся идти в ногу со временем? Это вы, нынешние, молодые да ранние, словно… – Мейкон запнулся, затем рассмеялся. – Хотел пошутить, да слово не могу вспомнить.

      – А знаешь почему? – краешком губ усмехнулась Эйва.

      – Почему?

      – Потому что ты – старикан. – Она в свою очередь пихнула его в бок, и оба расхохотались.

      Выехали за город. Улицы, запруженные людьми, исчезли, уступив место сельским пейзажам, горам, деревьям и небу, чья яркая послеполуденная синева уже начинала тускнеть, намекая на близость вялого заката.

      – Эйва! – заорал Уош, едва она вышла из автомобиля.

      Он, его бабушка Бренда и Кармен стояли на крыльце. Свет изнутри лился им на плечи. Уош так размахивал руками, словно они с Эйвой не виделись несколько месяцев. Казалось, он еле сдерживается, чтобы не броситься ей на шею.

      – Приветик, Уош, – спокойно сказала Эйва, с трудом устояв от того, чтобы не кинуться к другу.

      Оказаться наконец дома и увидеть Уоша – было то же самое, что распахнуть окно в весенний дождь.

      Однако рядом находилась ее мачеха, Кармен. Которая уже шла ей навстречу, чтобы первой обнять падчерицу. Кармен была беременна, беременна совершенно очевидно, и передвигалась медленной, утиной походкой. Среднего роста, с резкими, живыми чертами лица,