Дура среднего возраста. Ирина Мясникова

со стороны, но так как Любаше Тарасовой пришлось срочно поумнеть и повзрослеть, глаза её глядели не куда попало, а в совершенно определенном направлении. В направлении дома, где проживала её школьная подруга. Проживала не одна, а совместно с супругом, работником органов. И не каких-нибудь там обычных, ментовских, а самых главных органов в стране.

      С тех пор прошло немало времени. Соломенная вдова Любовь Владимировна Тарасова работала старшим аудитором и начальником отдела аудиторских проверок солидной компании «Михайлова и партнеры». Зарабатывала она неплохо, совсем даже неплохо, что позволяло ей не только регулярно посещать косметолога, хорошо одеваться, но и обеспечивать сыну приличное образование. Данилка учился в Баварии. Конечно он там где-то чего-то подрабатывал, но этого хватало разве что на фигли-мигли, типа новых кед и джинсов. Учёбу в университете и проживание сына полностью оплачивала Любаша. Разумеется, для этого ей приходилось сильно напрягаться, так как в банковской ячейке, на которую она так сильно рассчитывала, не оказалось ничего, кроме договора на эту самую ячейку. Городскую квартиру Любаша сдала в аренду, а сама жила в загородном доме. Её модную по тем временам машину без Тарасова, к сожалению, было не продать, ездить на ней по загородным дорогам оказалось практически невозможно особенно зимой, поэтому она пылилась всё там же в подземном паркинге, постепенно превращаясь в раритетную. Себе Любаша со временем приобрела в кредит практичный кроссовер. На нем можно было и любые сугробы преодолевать, и в городе по трамвайным путям прыгать. Да и выглядела машина вполне себе прилично.

      Нельзя сказать, что кредиторы её без вести пропавшего супруга, те самые злые люди, так вот запросто оставили Тарасову в покое. Беспокоили, еще как! То приглашали на опознание каких-то безымянных трупов в разных странах Евросоюза, то подсылали адвокатов с липовой доверенностью от Альберта Александровича Тарасова, то просто угрожали, видимо для профилактики, чтоб не расслаблялась. Оттого голова Любови Владимировны Тарасовой сделалась практически полностью седой, но никто об этом даже не догадывался. Уж седину закрасить – дело и вовсе плёвое, особенно при наличии необходимого количества денежных средств. Алик знать о себе не давал, и Любаша постепенно свыклась с потерей мужа и со своим двойственным положением. Замуж она не стремилась. Да и за кого замуж-то выходить?

* * *

      – Нет!!! Ты представляешь! Поляки, сволочи! Совсем стыд потеряли! – донеслось из кухни, как только Марина открыла входную дверь.

      – Поляки? – она плюхнулась на крохотный стульчик в не менее крохотной прихожей и стала стягивать сапоги. – Чем тебе поляки-то не угодили?

      Сапоги у Марины были знатные. Красивые такие, модные и очень дорогие сапоги. Между прочим, с молнией сзади. Вот! Марина каждый раз страдала, надевая их, чтобы тащиться к метро по непролазной грязюке родного Купчино. В таких сапогах надо исключительно на машине ездить. Лучше бы, конечно, на красной иностранной и спортивной, но и на обычной