Леопард. Новеллы (сборник). Джузеппе Томази ди Лампедуза

карету остановил патруль. Послышались крики «Стой!» с апулийским и неаполитанским акцентом, заблестели под фонарем длинные штыки, но унтер-офицер сразу же узнал дона Фабрицио, сидевшего в карете с цилиндром на коленях.

      – Проезжайте, ваше сиятельство, – извинившись, сказал он и даже посадил на козлы солдата, чтобы князя не тревожили на других заставах.

      Осевшая карета покатилась медленней. Обогнув виллу Ранкибиле, миновав Террароссе и сады Виллафранки, она въехала в город через Порта-Македа. В кафе «Ромерес», что на Куаттро-Канти-ди-Кампанья, гвардейские офицеры пили из больших бокалов граниту[54] и смеялись, и это был едва ли не единственный признак жизни в городе, безлюдные улицы оглашались лишь мерными шагами патрульных в перекрещенных на груди белых портупеях, а близлежащие монастыри – Бадиа-дель-Монте, Ле-Стиммате, И-Крочифери, И-Театини, – ко всему безучастные, погруженные во тьму, спали, казалось, вечным сном.

      – Через два часа я заберу вас, падре, – сказал дон Фабрицио, – желаю хорошо помолиться.

      Бедный падре Пирроне несмело постучался в дверь монастыря, а коляска тем временем скрылась в переулках.

      Князь оставил карету около своего городского дворца и дальше пошел уже пешком. Идти было недалеко, но нужный ему квартал пользовался дурной славой. Солдаты в полном обмундировании, так что ясно было, что они самовольно отлучились с площадей, где стояли их части, выходили с затуманенными глазами из дверей, над которыми на хлипких балкончиках стояли горшки с базиликом, объяснявшие, почему вход в эти дома был доступен всякому. Озлобленные парни в широких штанах ссорились вполголоса, как это свойственно сицилийцам. Издалека доносились одиночные выстрелы, – видимо, у некоторых часовых сдавали нервы. Дальше улица вела к бухте Ла-Кала, где в старом рыбацком порту покачивались на воде полусгнившие лодки, похожие на облезлых собак.

      «Да, знаю, грешник я, дважды грешник! Грешу перед Богом и перед Стеллой, нарушаю святой обет, изменяю жене, которая любит меня. Завтра исповедаюсь падре Пирроне». Князь улыбнулся про себя, решив, что это, возможно, будет излишним, ведь священник и без того догадывается о цели их сегодняшней поездки, но дух самооправдания снова охватил его. «Спору нет, грешен я, но грешу, чтобы удержаться от большего греха, чтобы вырвать занозу, которая заставляет страдать мою плоть, толкая на еще больший грех. Ты же знаешь, Господи, Ты все знаешь». Ему стало жаль себя. «Я слабый человек, – думал он, властной поступью шагая по грязной булыжной мостовой, – бедный и несчастный, и никому до меня дела нет. Стелла! Любил ли я ее? Мы в двадцать лет поженились, Тебе, Господи, лучше знать. Теперь она стала слишком своенравной и постарела к тому же». Уверенность снова вернулась к нему. «Но я еще в силе, и разве может меня удовлетворить женщина, которая в постели крестится перед каждым объятием, а в минуты наивысшего наслаждения только и знает, что повторять: „Иисус Мария!“ Вначале, когда мы только поженились, меня это возбуждало, но теперь…

54

Гранита – прохладительный напиток из фруктового сока или кофе с мелко дробленным льдом.