Институтки. Тайны жизни воспитанниц. Надежда Лухманова

никогда не сердилась за это.

* * *

      Няня вернулась в детскую с отцом; едва заслышав его шаги, я уже выхватила из-под подушки спрятанные там козьи ножки и рожки и протягивала их, не имея сил высказать свое горе.

      – Это что же такое? Это от козы, что прислала тебе бабушка? – спрашивал отец, усаживаясь около моей кровати. – Ах они, разбойники! Ты говоришь, няня, Андрюша?

      – Где их, батюшка барин, разберешь; видно, все шестеро рвали, вы посмотрели бы, на что сама барышня была похожа: должно быть, и с ней-то они не лучше поступали…

      – Ну, ну, няня, наши мальчики никогда не ударят сестру!..

      – Ударить-то не ударят, когда они в себе, так даже с полным уважением к барышне, а уж только как в войну играют, ну тогда уж не попадайся: с меня голову сорвут, не то что с ребенка. Как только стены еще стоят – не знаю!..

      – Так как же, ты играла в войну? А коза чем была? Барабанщиком, что ли?

      – Мы не в войну играли, в Робинзона…

      – Ну-у… и Робинзон съел свою козу?

      И мало-помалу, вопрос за вопросом, отец заставил меня говорить, представлять, смеяться и думал уже, что горе мое побеждено совсем, но я, дойдя до той минуты, когда, сняв чалму, увидела свою разорванную козу в руках мальчиков и Андрюшу, потрясавшего ее головой, снова залилась слезами, и такими неудержимыми, что отец вовсе растерялся.

      – Папенька, верните мне козу, – умоляла я его, – верните! – И я обвила руками его шею, целовала, заглядывала в глаза и продолжала рыдать: – Ко-зу-у! Дайте мне ко-о-зу!..

      – Ну, что ж… Ну, конечно, я дам тебе козу, только вот видишь, мальчики опять разломают ее; я, пожалуй… только, право, раздерут…

      – А вы дайте мне такую, чтобы они не могли: вы мне живую дайте!

      – Живую? – У отца в глазах мелькнул смех. – А ведь это можно! Ты не плачь, я тебе дам живую, маленькую такую, у нее рожки совсем крошечные…

      – Золотые?..

      – Нет… ну да мы позолотим!

      Няня принимала весь этот разговор за шутку и улыбалась, но отец обратился к ней:

      – Я, нянечка, как раз сегодня был у нашего огородника, а у его козы совсем маленький козленочек, но уж отделен от матери; я за ним сейчас пошлю, вестового на лошади с тележкой… через час будет козочка.

      – Батюшка барин, да куда же мы с живым козленочком денемся?

      Но я уже целовала отца, прыгала, смеялась, торопила его идти посылать вестового.

      Я очень похожа на отца, у нас на левой щеке были даже одинаковые родимые пятна, и потому отец никогда не мог устоять против существа, изображавшего его самого в миниатюре.

      Так и теперь: он поспешил скрыться, чтобы не слыхать возражения няни, и в дверях проговорил:

      – Как Лыску держите, так и козленочка: когда в комнате, когда в кухне.

      Я провела этот час как в тумане, переходя от окна. к дверям и от двери к окнам.

      Отец сдержал слово: скоро в дверь вошел вестовой и спустил с рук на пол маленького белого как снег козленочка; у него не было ни золоченых