Что скрывают красные маки. Виктория Платова

здороваюсь, увидев ее во дворе, а знакома с ней мама. Иногда они разговаривают – недолго, может быть, минуту или две. И тогда от бабушки Осы исходит сияние: все зубы у нее золотые.

      – Все зубы у нее золотые. У многих здешних так.

      – Ага. – Фабрис задумывается. – У здешних. А ты – нездешний?

      – Мы приехали из Оша. А до Оша жили еще где-то. Но я этого не помню. Был совсем маленький.

      – Ты нездешний, потому что ты ангел.

      – Ну…

      Все, о чем бы ни говорил Фабрис, – абсолютно логично. Хотя это и не главный аргумент для мальчика девяти лет. Но он позволяет моему новому другу-археологу двигаться дальше. Вернее, двигаются его руки.

      – У ангелов ведь есть крылья.

      – Ну…

      – Значит, и у тебя должны быть, раз ты ангел.

      Вот тут Фабриса ждет разочарование: никаких крыльев у меня нет. Лучше сразу сказать ему об этом, но я молчу. Молчу даже тогда, когда бескостные пальцы оказываются у меня под рубашкой. Он сейчас друг? Или археолог, изучающий культурные пласты?

      – Все в порядке? – спрашивает Фабрис.

      Я не знаю, что он имеет в виду, и на всякий случай отвечаю:

      – Да.

      – Мы друзья?

      – Да.

      – Я рад. А ты?

      – Да. У меня нет крыльев.

      – Они еще вырастут, вот увидишь.

      Кажется, он решил утешить меня. Это похоже на то, как утешает мама: обнимает, крепко прижимает к себе, целует в макушку. Маме обязательно понравился бы Фабрис: он ученый, археолог. Он добрый, внимательный и очень мягкий человек. И он мой друг. Единственный.

      Единственный, кто целует.

      Мы снова фотографируемся, снова смеемся, едим что-то вкусное, пьем чай и шипучку в маленьких стеклянных бутылках – кока-колу. Она не хуже, чем пепси, которую иногда приносит мама: почти такая же, только бутылки разные. Осы по-прежнему нет, он как сквозь землю провалился, хотя по видаку снова идет какой-то фильм, не хочу ли я посмотреть его?

      Нет.

      Фабрис в сто раз интереснее любого фильма, он – мой друг. Я могу рассказать о нем маме? Не очень хорошая идея. Так он и говорит:

      – Это не очень хорошая идея.

      – Почему?

      Я снова вижу шарик, который бьется о шею Фабриса: там, внутри. Хочет вырваться – и не может. Шарик в плену, но он не единственный, кто попался: я тоже в плену. Хотя могу выйти в любой момент: дверь не заперта. И вторая дверь, в противоположном углу комнаты (за ней вполне мог исчезнуть Оса) – тоже.

      Есть множество дел, которые мужчины делают сообща и о которых женщинам знать не обязательно, – напоминает мне Фабрис. Я киваю головой, я помню эти его слова. Помню и другие – в них не было ничего странного, ничего неправильного. Все они красиво разложены на траве, или на курпаче, или… на чем там обычно раскладывают ценные артефакты? Надо бы спросить об этом у моего друга Фабриса. Но вместо этого я спрашиваю:

      – А куда подевался Оса?

      – Думаю, у него образовались дела, – заявляет Фабрис. – Вот он и… вышел.

      Вот он и вышел, вот так номер!

      – Он тебе нужен? Вы ведь не друзья, так? Ты сам сказал.

      – Да.

      – Но