Что скрывают красные маки. Виктория Платова

– это сколько? – спрашивает практичный Улугмурод.

      – Почем я знаю. Тысяч пять. Или десять.

      – Рублей? – уточняет Орзумурод.

      – Дурак, да? – Оса смеется. – Кому нужны рубли в Америке? Долларов.

      – Доллары в Самарканде можно достать. Или в Ташкенте, у иностранцев. – Это снова Улугмурод, он проявляет завидную осведомленность.

      – Так много не достанешь. – Теперь уже осведомленность проявляет сам Оса.

      – И что делать?

      – Сидеть на жопе ровно!

      Произнеся это, мой новый покровитель смеется. А затем переключается на меня:

      – А ты что скажешь?

      – Не хочу я в Америку. Мне и здесь хорошо.

      – Скоро будет плохо. Всем людям будет плохо, все с ума сойдут. Так биби[8] говорит. А еще она говорит, что ты – ангел.

      Я не знаю, как реагировать на эти слова. В отличие от Улугмурода и Орзумурода – они бьют друг друга по плечам и толкают в бока. И хихикают. Наверное, мне тоже следовало бы улыбнуться, но я просто смотрю на Осу. А Оса смотрит на меня. Черты его лица то и дело теряются за клубами легкого дыма: все находящиеся в подвале курят анашу.

      Кроме меня.

      – Ну, чего? Дунешь, майда?

      – Пусть сначала у мамочки разрешения попросит.

      Так подначивают меня Орзумурод и Улугмурод – каждый по-своему и хихикая все громче: анаша веселит их. А Осу делает чрезмерно сентиментальным, отсюда и разговоры о биби и ангелах. Отсюда разговоры о деньгах и о счастливой наркобаронской жизни в Колумбии, тебе бы там понравилось, майда. Странно, что он все время обращается ко мне, представляя наш побег из Шахрисабза как дело решенное. При этом в рассказах Осы о счастливой заграничной жизни фигурируем только мы, братья остаются здесь, в Шахрисабзе, на пыльных подвальных коврах. Орзумурода и Улугмурода это не обижает; или они слышат совсем другие истории, заключенные в спичечном коробке с анашой.

      – Что знаешь ты и не знаю я? – иногда спрашивает у меня Оса.

      Рассказывать ему о галактиках – бесполезно. О полете и путешествиях во времени – не хочется, это только моя тайна. И потому я вежливо пожимаю плечами.

      – Может, точно знаешь, когда я помру? Как Домулло?

      Я пожимаю плечами еще вежливее. И вообще – веду себя с достоинством, мама бы гордилась таким сыном.

      – А если я знаю что-то такое, чего не знаешь ты? – Оса все никак не может успокоиться. – Про тебя. Этого еще не случилось, но уже случилось. Думаешь, так не бывает?

      – Бывает.

      Оса подползает ко мне и крепко ухватывает пальцами за подбородок.

      – Умный, да? Сам-то не боишься умереть?

      Еще никто не разговаривал со мной о смерти, не сталкивал лбами меня и ее. Все мамины истории о родителях и остальных родственниках выглядят так, как будто они просто ушли. Оставили нас, осторожно прикрыв дверь за собой. Отстали от поезда, на котором мы едем куда-то. Но (какие же они все-таки чудесные люди!) дали телеграмму со станции: «С нами все хорошо! Доберемся

8

Бабушка (узб.).