Саквояж со светлым будущим. Татьяна Устинова

как!

      – Да уж, – согласился Родионов, – неудобное. Что это тебя так мамаша назвала? Мамаша, что это вы мальчика так неудобно назвали?

      – Это не я его назвала, – неизвестно зачем сказала Маша. То ли потому, что ей хотелось перед ним оправдываться, то ли потому, что это была правда, – но хоть и не я, мне нравится имя Сильвестр. Сильвестр Петрович – красиво!

      – Красиво, – согласился Родионов, – но не выговоришь, особенно с фамилией.

      – Моя фамилия Иевлев, – похвастался Сильвестр.

      – Позвольте, но Сильвестр Иевлев – это же… какой-то исторический персонаж, – удивился Родионов. – Из книжки или из… фильма…

      – «Россия молодая», – подсказала Маша мрачно. – Так и есть. Оттуда. Не ожидала, что вы вспомните.

      Родионов пожал плечами. Он как-то не подумал, что Маша имеет склонность называть своих детей именами исторических и литературных персонажей! Хорошо хоть не Петруша Гринев и не Александр Меншиков!..

      – Как здорово, что вы меня забрали, – сказал Сильвестр Иевлев, и Родионову показалось, что он даже хрюкнул тихонько от удовольствия. От этого самого удовольствия Вест даже не спрашивал, почему он должен ехать с матерью и ее начальником «по делам». – И машина – класс! Прикольная такая! Это ваша, да? Я знаю, что ваша, мама на ней несколько раз приезжала, но меня никогда не возила.

      – Сильвестр, ты к Дмитрию Андреевичу не приставай, – велела Маша Вепренцева строго. – Мы же договорились!

      Родионов вдруг пришел в раздражение. Конечно, замечательно, когда за тобой ухаживают и от всего оберегают, но это решительно не означает, что нельзя разговаривать – или не разговаривать! – на свое личное усмотрение!

      – Маш, может, я сам решу, можно ко мне приставать или нельзя? Я не сплю, и не болен, и вполне в сознании!

      Она моментально замолчала и стала смотреть на дорогу.

      – А правда мама классно машину водит? Даже такой здоровый джип!

      – У этого джипа имя есть, – сказал Родионов небрежно.

      – Какое? – заинтересовался Сильвестр.

      – Не скажу, – почему-то ответил великий писатель. – Ты же первый раз на нем едешь!

      Маша покосилась на писателя – объяснение было по меньшей мере странным, но Сильвестр, кажется, все понял.

      – Мам, я есть хочу. У меня Паштет булку съел. Он не завтракал.

      – Почему он не завтракал?

      – У него мама уехала куда-то, он в школу сам вставал, представляешь? Ну вот и не завтракал.

      – Понятно. Но есть нам все равно некогда.

      И опять покосилась на великого. Великий ничего, не сердился. Почему-то ее очень смущало, что они едут втроем на машине, да еще разговаривают про булки и про Паштета, и что это тогда такое, если не вовлечение писателя и начальника в свою частную, никому не интересную жизнь?!

      – Мам, а как же я до вечера?! Я есть хочу! С утра хочу. Как Паштету булку отдал, так и захотел!

      – Сильвестр, замолчи, – шикнула Маша. – Сейчас приедем в издательство и чего-нибудь найдем. Там столовая есть.

      Сильвестр засопел над ухом у Родионова. Столовая – это звучало как-то