Саквояж со светлым будущим. Татьяна Устинова

ло покатилось. Сначала оно ехало по паркету и производило некоторый шум, потом въехало на ковер и покатило бесшумно, а когда колесики увязли в ворсе, и вовсе остановилось.

      До двери было еще далеко. В кресле не доехать.

      Он заворчал, выбрался из кресла, пошел к двери, зацепился за что-то, то ли за край ковра, то ли за ножку книжного шкафа – он всегда и за все цеплялся, потому что видел плохо, – распахнул дверь и заорал:

      – Марья!

      Последние звуки стихли, и тишина воцарилась в доме.

      Он свесился через полированные лестничные перила и проорал в гулкую пустоту:

      – Марья, дьявол!..

      – Я не дьявол, – проговорили с робким достоинством у него за спиной, зря он свешивался в проем! – Я просто… не слышала. Вам что-нибудь нужно, Дмитрий Андреевич?

      – Я Аркадий, – проскрежетал он, – по крайней мере, пока на работе!

      Секретарша промолчала, разглядывая свою коричневую папочку. Он помолчал, разглядывая секретаршу, а потом протянул:

      – Маша, а, Маша? Где труп?

      – Какой именно труп вас интересует, Дмитрий Андреевич?

      – Последний.

      – У нас два последних.

      Он в раздражении почесал за ухом, как большая блохастая собака. Впрочем, на блохастую собаку он похож, пожалуй, не был. Он был похож на ухоженного домашнего пса, искренне недоумевающего, откуда у него могут взяться блохи.

      – Ну… бабы этой труп! Где он?!

      Вредная Марья сделала вид, что задумалась, и замолчала. Он постоял-постоял возле нее да и ушел в кабинет.

      Раз она вредничает, он тоже будет вредничать.

      Не пойти за ним она не может, а в кабинете их положение моментально изменится в соответствии с табелью о рангах – он начальник, она подчиненная. В кабинете победа всегда оставалась за ним. В предвкушении этой победы он пинками подогнал кресло к столу, уселся и сложил пальцы домиком, как некий политический деятель недавнего прошлого, утверждавший – не без оснований! – что «Россия наш общий дом». Насчет «нас» было до конца неясно, а вот для того политического деятеля Россия – дом родной, это уж точно!

      На подоконнике сидел серый дождик в мокром плаще, болтал ногами в резиновых ботах. От его болтания по подоконнику с гулким стуком рассыпались капли.

      Дмитрий Андреевич молчал и смотрел на дождь.

      Приоткрылась дверь на лестничную площадку, застланную турецким ковром. Он усмехнулся в сложенные пальцы.

      – Труп фотомодели Русланы у вас, – сказали от двери. – У меня его нет.

      – У меня тем более!

      – У вас.

      – У меня нет, – повторил он в медленном раздражении. – Найди мне его сейчас же.

      Все дело в том, что он «неорганизованный». Если бы он был «организованный», он бы и сам знал, где у него что, и ему не нужна была бы никакая секретарша. А так, раз «неорганизованный», то и получается, что он никогда не знает, что и куда засунул.

      Куда он мог засунуть труп?!.

      – Разрешите, я посмотрю, – вежливо попросила Маша. – Или мне со своего компьютера посмотреть?

      – Нет уж, – возмутился он, – смотри с моего! И так сколько времени потеряно!

      Она подошла.

      Повеяло духами и еще чем-то женским и теплым, как будто ты с холодной улицы, с дождя и ветра, когда кажется, что вот-вот пойдет снег, и дальние тучи сизым краем уже легли на бурую раскисшую землю, и собака трясет ушами и смотрит жалобно и серьезно и просится обратно под крышу, входишь в домашнее живое тепло, и внутри этого тепла горит камин, букет последних астр сияет в старинной голубой вазе с отколотым лепестком, душистый чай остывает в пузатом чайнике, и в полированной поверхности стола отражаются тонкие руки в рукавах теплого платья.

      Вот так ему представлялось. Недаром он был писатель.

      Маша положила свою коричневую папочку на круглый шахматный столик – он очень любил этот столик, хоть в шахматы за ним никогда не играл! – и решительно направилась к столу. Так решительно, что ему показалось, будто она засучивает рукава.

      Она все делала очень решительно и необыкновенно серьезно, как участковый в кино, который то и дело повторяет суровым голосом: «Я на работе!»

      Рукава она засучивать не стала, боком протиснулась к его рабочему месту. Ему почудилось, что она втянула живот.

      Ну конечно.

      Из чувства противоречия и отчасти затем, чтобы показать, кто в доме хозяин, он не стал вставать, лишь чуть-чуть отъехал в сторону, самую малость. Маша деликатно нагнулась, так, чтобы не поворачиваться к нему задом, уставилась в монитор и моментально распатронила все его файлы.

      Он никогда не умел так обращаться с адской машиной. У него она все время «глючила» – глотала страницы, перескакивала из документа в документ, висла и не отправляла почту.

      – Ну что? Нашла?!

      – Нет пока. Сейчас найду.

      – Говорю тебе, что у меня этого трупа нет. Труп мужика есть, а трупа