Неприкаянные письма (сборник). Джоанн Харрис

доме его нет нигде.

      – Так, полагаю, где-то он затерялся, – говорю. – Отец думал, что найдется, да и не велика беда, ведь он шахматы в руки не брал.

      – Уверена, ты прав, Мэтт, – сказала мама, уже успокоенная, судя по голосу, словно бы сказанное мною составило суждение по этому поводу из более высоких и надежных авторитетных кругов, нежели те, к каким она относила самое себя. Мы поговорили еще минут десять, только я не помню, о чем. Когда я вернулся в кабинет, то первое, на что обратил внимание, – запах.

      Шахматная фигура стояла на столе. Я услышал, как к дому подъезжает машина, и полез в ящик стола за мятным освежителем воздуха.

      Уже ближе к вечеру заявился Скотт. На сей раз, вместо того чтобы, как обычно, пойти прямо к моему столу, он затаился в отдалении. Казался притихшим.

      – Все окей?

      – Наверное.

      – На самом деле я хотел тебя спросить кое о чем, – говорю.

      – О чем?

      Я кивнул на шахматного Слона:

      – Это ты его туда поставил?

      – Нет. Он там стоял, когда я вчера заходил. Я тебя про него спрашивал, помнишь?

      – Знаю. Я хотел сказать… Ты его туда поставил сегодня? Утром? До того, как к зубному поехал?

      Малый, похоже, запутался.

      – Нет. Он уже стоял там, так?

      – Так.

      Я понимал всю чудовищную нелепость предположения, будто сын отправился бродить по лесу, наткнулся в папоротниках или опавших листьях на шахматную фигурку и принес ее обратно. И все же ничего лучше мне в голову не приходило. Я много времени потратил, чтобы отыскать хоть какое-то разумное объяснение возвращению Слона. И нелепость стала моим единственным шансом. Теперь же у меня не осталось ничего, кроме ощущения пустоты в желудке.

      – Ладно, не важно. Как анализ книги продвигается?

      – Ты весь день сегодня кашляешь, – сказал Скотт. – Мне слышно из моей комнаты.

      – Серьезно?

      – Да. Тут не так далеко.

      Вообще-то я разговор не о том вел. Того, что кашляю, я не замечал.

      – Извини. Аллергия.

      – Это не из-за нее.

      Я обернулся, ловя его взгляд:

      – Что?

      – Ты ведь курил, разве нет?

      – Нет, – говорю.

      – Ты лжешь. Я знаю, что ты курил.

      – Скотт, я… – начал я и осекся. – Окей, курил. Сегодня парочку выкурил. Сожалею. – Сын отрешенно кивнул. Это было похуже его обычной тактики – ударяться в крик. – Правда, сожалею.

      – Так брось.

      – Не так-то это легко, если честно. – Я ожидал, что сын пустится повторять свое весьма потрепанное соображение о том, как невероятно просто перестать совать себе в рот всякую горящую гадость, но он вместо этого шмыгнул носом.

      – Мне не нравится этот запах.

      – Что за запах?

      Скотт указал на Слона:

      – От этой штуки.

      – Мне он тоже не нравится.

      – Пахнет так, будто он умирает. – Я не знал, что сказать на это. – Тебе нужно от него избавиться, – произнес сын.

      Уже пробовал, подумал я. Это труднее, чем ты думаешь.

      Неожиданно Скотт подошел и обнял меня.

      – Я