«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники. Владимир Костицын

[414]

      Мы познакомились и с некоторыми непосредственными соседями. Вот несколько образчиков: семейство Айдаровых. Фамилия – татарская; татары и есть, хотя и православные; живут как крестьяне, хотя очень кичатся давним дворянством, восходящим ко временам Ивана Грозного. Папаша Айдаров знаменит ласковыми приемами, умильным голосом и невероятной алчностью. Была в деревне тихая старушка, обладавшая хорошим домом и землей. И вот Айдаров начал беседовать с ней: «Как мы с женой жалеем вас, когда видим готовящей себе пищу, рубящей дрова, копающей землю в огороде. Вам ли в вашем возрасте заниматься этим? И неужели никто из родственников не догадается позаботиться о вас? Да, да, знаю, знаю, как часто чужие бывают лучше и сердечнее своих. А вы бы посмотрели вокруг себя и, может быть, легко нашли людей, которые любили бы вас и покоили вашу старость». Разговаривая таким образом, он притибрил и земельку, и домишко старушки, дал ей комнату, а потом – угол; что же до корма, то об этом лучше не говорить. У Айдаровых была дочь, деревенская барышня, блондинка, очень недурная собой; о ней еще будет речь.

      Другой сосед – немец, садовник, работавший долго у фабриканта Щербакова, нажившийся и построивший себе в Бабурино очень недурной дом. Эта семья жила, не сходясь с соседями и презирая их. Внутри дома был клочок Германии: нравоучительные надписи готическим шрифтом на каждом шагу, невероятная чистота и порядок.

      Третий сосед – русский шалопай из богатой семьи, талантливый, но ничему не учившийся, женатый на красивой и бойкой крестьянке, мастерице петь и танцевать. Это он выстроил дом, который купила мама, и выстроил очень хорошо, с большим артистическим вкусом. Любитель охоты и рыбной ловли, он всегда имел у себя животных: ежей, лисят, волчат. Мы часто приходили к нему полюбоваться зверюшками в его «зверинце». По воскресеньям он напивался и устраивал бешеное катанье, лежа в тележке, намотав вожжи на ноги и правя, не глядя, ногами; иногда это заканчивалось канавой.

      Был еще старик Урусов – тоже татарин, очень бывалый, хороший рассказчик и неглупый человек. Рядом с ним жила очень завистливая и злая женщина с большой семьей; старшая дочь Клавдия, девочка лет четырнадцати, была прелестна, умна и добра, и ты сразу полюбила ее, как и она тебя. Минутах в пяти по дороге в Озеры стояла хибарка, где тоже жила большая семья. Мы звали их «консьержами», так как все, едущие по дороге, всегда справлялись у них, где найти такого-то. Там была девушка лет шестнадцати, малюсенькая, почти карлица, с изумительным меццо-контральто, которым она пела различные романсы по слуху. На этот талант никто не обращал внимание, и ее родители даже сердились, когда с ними заговаривали об этом.

      Председателем местного совета был Эдуард Карлович, относившийся к своим функциям по-философски и с полнейшим учетом местных условий. Вот пример: однажды рано утром я, выйдя на один из наших четырех балконов, обнаружил под большой липой, на границе маминого участка, человека, который мирно спал, держа в руке ружье. Я позвал Эдуарда Карловича.