Джек Ричер, или Вечерняя школа. Ли Чайлд

Коммерческая тайна. Или общая сумма взяток, необходимых, чтобы провести закон во всех пятидесяти штатах, – сказал Уотермен.

      – Вы думаете, это какие-то данные? – спросил Уайт.

      – Что еще можно продать и купить тайно и за такие деньги? Возможно, бриллианты, но они в Антверпене, а не в Гамбурге. Может быть, наркотики, однако ни у одного американца нет дури на сто миллионов долларов, готовой к отправке заказчику. Такими вещами занимаются в Южной и Центральной Америке. К тому же в Афганистане выращивают собственный мак.

      – Какой сценарий может быть самым для нас плохим?

      – Не моя компетенция. Спросите Рэтклиффа. Или президента.

      – Меня интересует ваше мнение.

      – А вы что думаете по этому поводу?

      – Я – специалист по Ближнему Востоку. Для меня все, что с ним связано, – самый худший сценарий.

      – Оспа, – сказал Уотермен. – Я считаю, что хуже эпидемии оспы ничего нет. Или что-то в таком же роде. Чума. Биологическое оружие. Эбола. Или антидот. Может, вакцина. В таком случае у них есть вирус.

      Ричер смотрел в потолок.

      То, что может плохо закончиться.

      Голос у тебя не слишком счастливый. А тебе следовало бы радоваться.

      Столько, сколько потребуется.

      Гарбер говорил с ним так, будто вдруг превратился в кроссворд.

      – А вы о чем думаете? – взглянув на него, спросил Уайт.

      – О противоречиях между правилами и всем остальным. Мы не должны подставлять иранца. Значит, даже близко не сможем подойти к курьеру. И устроить засаду в том месте, в которое он нас приведет, потому что «не знаем» о существовании курьера. Если только нам про него не сообщил агент, работающий под прикрытием.

      – Это препятствие, а не противоречие, – поправил его Уотермен, – и мы найдем способ его обойти. Им действительно нужен этот парень.

      – Вопрос эффективности. Им требуется узнать, кто участвует в сделке, до того, как она состоится. Они хотят раскрыть сети и создать базы данных. В таком случае им следует сосредоточить все свое внимание на курьерах. Устные вопросы и ответы у них в головах, они доставляют их по всему свету, с континента на континент – вопрос, ответ, вопрос, ответ. Они всё знают. Они что-то вроде видеопленки. И стоят гораздо больше ста агентов под прикрытием, потому что им известна вся картина. Что есть у иранца? Ничего, кроме четырех стен в Гамбурге и полного безделья.

      – Им нельзя пожертвовать.

      – Они могут вытащить его в тот момент, как возьмут курьера, и подарить ему дом во Флориде.

      – Курьер не станет говорить, – сказал Уайт. – Это племенной закон, которому тысяча лет. Они не сдают друг друга. По крайней мере не сдавали после того немногого, что нам позволили с ними сделать. Так что вполне разумно держать своего человека внутри. Они действительно не знают, что происходит, и намек, пусть даже самый небольшой, до того, как что-то случится, будет весьма полезен. Даже крошечная часть намека.

      – Вам известно, чего ждать?

      – Чего-то ужасного. Такого, чего еще не было раньше.

      – Вы