Удар небесного копья (Операция «Копьё»). Антон Первушин

Позолота! – сказал он с отчётливым отвращением. – Что же ты, православный, так низко ценишь своего Бога, что таскаешь на шее подделку, а?

      Человек-без-лица выпрямился во весь рост. Клацнул предохранитель, переводимый в положение для стрельбы одиночными. Человек-без-лица навёл автомат на Семёна.

      – Прощай, православный, – сказал Человек-без-лица. – Отправляйся к своему нищему Богу.

      В лицо Семёну ударило ослепительно белое пламя. Звука выстрела он уже не услышал…

(Санкт-Петербург, декабрь 1999 года)

      Стены лабиринта, сложенные из белого кирпича, были покрыты плесенью ядовито-жёлтого цвета. С потолка свисали какие-то непонятные зелёные сопли – возможно, лианы, хотя откуда взяться лианам в сыром, вонючем и полутёмном подвале?..

      Было видно, что Кирюша идёт по подвалу не в первый раз. Он сразу свернул налево, ткнулся в стену, что-то там нажал, и с протяжным скрипом участок стены поддался, сдвинулся, и за ним обнаружилась комнатка, набитая боеприпасами.

      – Теперь куда? – спросил Константин Громов.

      Стоя над сыном, он повязывал галстук. Галстук был хороший, немецкого производства, его полагалось повязывать по всем правилам, однако именно этих правил Громов, привыкший пользоваться офицерским галстуком на резинке, не знал и знать не особенно хотел. Галстук в свою очередь не хотел знать Громова – узлы получались кривые и самого ужасного вида. Громов перевязывал галстук уже в десятый раз.

      – Теперь прямо, – отвечал сын Кирюша.

      – Ух ты! – воскликнул Громов-старший, когда стальная, в заклёпках, дверь ушла в сторону, и за ней нарисовался рядовой вермахта в сапогах, каске и при пистолете.

      – Hande hoch![6] – угрожающе крикнул рядовой, поднимая своё оружие.

      Но Кирюша успел первым. Пистолет, зажатый в его выставленных вперёд руках, дёрнулся, грохнул выстрел, изо рта противника выплеснулась ярко-алая кровь, и немец, издав отчаянный крик, повалился спиной на пол. Из-за угла сразу же налетел второй, но и его Кирюша уложил в два выстрела.

      – Ловко ты их, – похвалил Громов-старший.

      – Это ещё что, – отозвался Кирюша с превосходством. – Вот сейчас гестаповец будет…

      – Тут и гестаповцы есть? – удивился Константин.

      – И не только они, – пообещал Кирюша.

      Помещение, в котором он теперь оказался, было гораздо просторнее первого. Ярко светились лампы в зелёных плафонах, подвешенных под потолком. В центре помещения кто-то додумался выложить колодец, наполненный доверху неестественно голубой водой. Кирюша к колодцу не пошёл, а свернул направо – в боковой проход.

      – Сейчас, сейчас… – бормотал он.

      Тут прямо по курсу движения появился некто, затянутый в синюю форму, с заломленным на бровь берете и пистолетом-пулемётом «МР-41»[7] наперевес.

      – Гестапо! – с непередаваемым апломбом заявил этот новый персонаж.

      – Получи! – отозвался Кирюша, азартно давя на клавиши.

      Он выстрелил три раза подряд, и «синий», сказав нечто вроде:

6

«Hande hoch!» – «Рукивверх!» (нем.)

7

«МР-41» – пистолет-пулемёт, состоявший на вооружении Вермахта с 1941 года; очень часто его ошибочно называют «автоматом Шмайссера».