Эрагон. Брисингр. Кристофер Паолини

смывая кровь с руки водой из кувшина. – Боюсь, правда, мир в наши дни трудно достижим.

      – Идут тяжелые бои, ваше величество?

      – Они грядут вскоре. Мой народ собирается у западных границ Дю Вельденвардена; мы готовимся убивать и умирать, находясь как можно ближе к столь любимым нами деревьям. Эльфы рассеяны по всему свету и не привыкли маршировать рядами и колоннами, как другие народы – чем они, кстати, причиняют земле огромный ущерб, – так что нам требуется время, чтобы собраться вместе, ибо еще далеко не все прибыли из наиболее отдаленных концов Алагейзии.

      – Я понимаю. Только… – Эрагон пытался как-то так задать свой вопрос, чтобы не показаться грубым. – Только если сражение еще не началось, то отчего же вся твоя рука в крови?

      Стряхивая с пальцев капли воды, Имиладрис показала ему свою идеальной формы золотисто-смуглую руку, и Эрагон понял, что именно ее руки служили моделью для той скульптуры – двух переплетенных рук, – что стояла в Эллесмере у входа в его дом-дерево.

      – Видишь? Она уже чиста. Кровь оставляет пятна на душе, а не на теле. Я сказала тебе, что нам предстоят тяжелые бои в будущем, а не то, что мы их до сих пор еще не начали. – Она поправила рукав нижней сорочки, натянув его до запястья, а из-под украшенного самоцветами пояса извлекла латную перчатку, расшитую серебряной нитью, и спрятала в нее раненую руку. – Мы рассматривали в качестве первого объекта для атаки город Кевнон. Два дня назад наши разведчики выследили караваны людей и мулов, которые тянутся от Кевнона к лесу Дю Вельденварден. Сперва мы думали, что они просто хотят собрать на опушке срубленные деревья, как делают довольно часто. Мы это терпим, поскольку людям необходим лес, а деревья на опушке молоды и почти не подчиняются нам, да и мы сами не имеем особого желания раньше времени обнаруживать себя. Однако же те караваны на опушке не остановились, а углубились в чащу по тем звериным тропам, которые, очевидно, хорошо знакомы их проводникам. Для порубки они выискивали самые высокие и мощные деревья – деревья, столь же древние, как и сама Алагейзия, деревья, которые уже были взрослыми, когда гномы основали свой город в горе Фартхен Дур. – Голос Имиладрис задрожал от гнева. – По отдельным репликам этих людей мы поняли, зачем они проникли в наш лес и валят эти деревья. Гальбаториксу нужны были самые мощные древесные стволы для изготовления новых осадных и стенобитных орудий, многие из которых он утратил или сильно повредил во время сражения на Пылающих Равнинах. Если бы намерения этих людей были чисты и честны, мы, возможно, и простили бы им потерю одного из патриархов нашего леса. Может быть, даже двух. Но не двадцати восьми!

      У Эрагона по спине пополз холодок.

      – И что же вы сделали? – спросил он, хотя и так уже знал ответ на свой вопрос.

      Имиладрис гордо вскинула голову; лицо ее словно окаменело.

      – Я была там вместе с двумя нашими разведчиками. Вместе мы исправили ошибку, совершенную этими людьми. В былые годы жители Кевнона гораздо лучше знали, что