Ричард Длинные Руки – ярл. Гай Юлий Орловский

Тебе чего? – спросил я.

      – Милорд, – сказала она, запинаясь, – я… я полить вам воды…

      Я кивнул.

      – Давай. А спину потереть можешь?

      – Как скажете, милорд.

      Я наклонился над тазом, тонкая струйка экономно бежала по спине, по шее, затем побежала вдоль хребта вниз. Я дернулся, сказал, распрямляясь:

      – Хочешь, чтобы у меня штаны промокли?.. Лей на шею!

      Она сказала очень смиренно:

      – Прошу прощения, ваша милость… У вас такая широкая спина, я промахнулась…

      – Больше не промахивайся, – велел я строго. – Потри этой щеткой лопатки… Сильнее три, что ты такая хилая? Еще сильнее!

      Она уже тяжело дышала, наконец сказала с досадой:

      – У вас не чесотка, милорд?

      – Грязь, – ответил я. – Не выношу грязи. А приходится глотать по дорогам. И по хребту потри… Еще, еще, не ленись!.. Распустили вас, как погляжу.

      Она терла молча, сопела, наконец любопытство взяло верх, поинтересовалась:

      – Милорд к нам надолго?

      – Конь отдохнет, поеду дальше, – ответил я.

      Она помолчала, спросила вдруг:

      – А верно, что вы… сын герцога?

      – Не имеет значения, – ответил я с небрежностью сына императора. – Лишь бы не сукин сын. Да и то… Вода кончилась? Зачерпни этой, лей на плечи.

      Она сказала рассудительно:

      – Ваша милость, зальем полы, у вас плечи больно широкие. Вы давайте сперва одно над тазом, потом другое…

      Я послушно сдвигался, она лила и терла щеткой, довольно бестолково, вообще руки слабоваты, словно прислали хилую белошвейку. Да и слишком белые руки, ведь крепкий здоровый загар здесь считается признаком простолюдинства, а благородные люди избегают солнца, словно слизняки.

      Она тяжело дышала, скребла, снова спросила:

      – Милорд, как вам удалось… одному отогнать столько народу?

      – Моя смерть в яйце, – ответил я. – Яйцо в утке, утка в зайце, заец… или заяц, как правильно? Ладно, не важно, лопоухий в медведе, топтыгин в хрустальном сундуке, сундук на вершине могучего дуба, дуб на острове Буяне, а остров Буян, что самое интересное, в такой стране, что никогда туда не добраться. Теперь все поняла?

      Она поняла больше, чем я ожидал, щетка пошла скрести по мышцам спины с такой силой, что едва не сдирала шкуру, а злой голосок сказал над ухом:

      – Милорд, вас, наверное, слишком много били и топтали, что вы стали таким злобным и недоверчивым.

      – Милочка, – сказал я, – ты в своем уме? Я просто неболтлив. Суровая мужская неболтливость. Знаешь, давай лучше поговорим о твоих молочных железах. Они такие прелести, что я прямо сейчас готов…

      Щетка шлепнулась в таз, обдав брызгами мое лицо. Девушка отстранилась, я не успел сказать и слова, как она пробормотала торопливо:

      – Ваша милость, спина у вас блестит, как медная монетка. А спереди вы и сами сумеете… может быть, умыться. Если пробовали такое, конечно.

      – Жаль, – сказал я искренне. – Ты хороша, знаешь? Впрочем, тебе