Пикник на обочине. Аркадий и Борис Стругацкие

я бы взял Остина, – говорит Кирилл. – Но ты его, наверное, не захочешь. Или ничего?

      – Нет, – говорю. – Только не Остина. Остина ты в другой раз возьмешь.

      Остин парень неплохой, смелость и трусость у него в нужной пропорции, но он, по-моему, уже отмеченный. Кириллу этого не объяснишь, но я-то вижу: вообразил человек о себе, будто Зону знает и понимает до конца, – значит, скоро гробанется. И пожалуйста. Только без меня.

      – Ну хорошо, – говорит Кирилл. – А Тендер?

      Тендер – это его второй лаборант. Ничего мужик, спокойный.

      – Староват, – говорю я. – И дети у него…

      – Ничего. Он в Зоне уже бывал.

      – Ладно, – говорю. – Пусть будет Тендер.

      В общем, он остался сидеть над картой, а я поскакал прямиком в «Боржч», потому что жрать хотелось невмоготу и в глотке пересохло.

      Ладно. Являюсь я утром, как всегда, к девяти, предъявляю пропуск, а в проходной дежурит этот дылдоватый сержант, которого я в прошлом году отметелил, когда он по пьяному делу стал приставать к Гуте.

      – Здорово, – он мне говорит. – Тебя, – говорит, – Рыжий, по всему Институту ищут…

      Тут я его так вежливенько прерываю:

      – Я тебе не Рыжий, – говорю. – Ты мне в приятели не набивайся, шведская оглобля.

      – Господи, Рыжий! – говорит он в изумлении. – Да тебя же все так зовут.

      А я перед Зоной взвинченный, да еще трезвый вдобавок – взял я его за портупею и во всех подробностях выдал, кто он такой есть и почему от своей родительницы произошел. Он плюнул, вернул мне пропуск и уже без всех этих нежностей:

      – Рэдрик Шухарт, – говорит, – вам приказано немедленно явиться к уполномоченному отдела безопасности капитану Херцогу.

      – Вот то-то, – говорю я. – Это другое дело. Учись, сержант, в лейтенанты выбьешься.

      А сам думаю: это что еще за новости? Какого это для понадобился я капитану Херцогу в служебное время? Ладно, иду являться. У него кабинет на третьем этаже, хороший кабинет, и решетки там на окнах, как в полиции. Сам Вилли сидит за своим столом, сипит своей трубкой и разводит писанину на машинке, а в углу копается в железном шкафу какой-то сержантик, новый какой-то, не знаю я его. У нас в Институте этих сержантов больше, чем в дивизии, да все такие дородные, румяные, кровь с молоком, – им в Зону ходить не надо, и на мировые проблемы им наплевать.

      – Здравствуйте, – говорю я. – Вызывали?

      Вилли смотрит на меня как на пустое место, отодвигает машинку, кладет перед собой толстенную папку и принимается ее листать.

      – Рэдрик Шухарт? – говорит.

      – Он самый, – отвечаю, а самому смешно – сил нет. Нервное такое хихиканье подмывает.

      – Сколько времени работаете в Институте?

      – Два года, третий.

      – Состав семьи?

      – Один я, – говорю. – Сирота.

      Тогда он поворачивается к своему сержантику и строго ему приказывает:

      – Сержант Луммер, ступайте в архив и принесите дело номер сто пятьдесят.

      Сержантик козырнул и смылся, а Вилли захлопнул