Невозвращенец. Александр Кабаков

чем наш институт, – возразил я, потянувшись было за сигаретой, но раздумав. – Что у нас в институте в языке понимают? Институт-то ведь не литературы же и не русского языка…

      – Нет-нет! – закричал Игорь Васильевич и весь подался на стуле вперед, так что пиджак его распахнулся, но он его немедленно запахнул. – Нет, и в институте, и вообще понимают, вы будьте уверены, ценят вас и знают, кому положено, конечно. Вот я вам такой пример приведу: написали вы, допустим…

      – Ну что? – перебил я, потому что он меня уже довел этой пустой и полуграмотной лестью. – Ну что я написал? Рассуждение о связи между сущностью учения и формой проповеди? Или насчет иллюзий справедливости? И то и другое – самым сухим, самым казенным стилем…

      – Ну не только, – коротко буркнул Сергей Иванович и даже вроде обиделся по-детски.

      – Правильно, – согнав постоянную улыбку, поддержал Игорь Васильевич. – Правильно Сергей говорит: именно не только, Юрий Ильич! Разве вы не можете написать высокохудожественно? Еще как можете. Если захотите нам помочь. Мы ведь думаем, что вы захотите нам помочь, правильно? Мы же вас не заставляем, Юрий Ильич, мы только просим: напишите. Вы же, наверное, не догадываетесь, а нам точно известно: такой поток серости идет сейчас в нашу отечественную литературу, такой поток!.. Ужас. А вы нам очень могли бы помочь.

      – Нет, ребята, – сказал я и закурил. – Не понимаю, чем я все-таки могу вам помочь. Совершенно не понимаю. Мало того, что я чутья к слову не имею, я совершенно не умею выдумывать. Я считаю фантазию для порядочного экспериментатора абсолютно неприемлемым качеством и никогда ничего ни о ком выдумывать не буду…

      – Вы нас обижаете, – сказал Сергей Иванович, – честное слово. Да разве мы вас просим выдумывать? Нам и в голову бы не пришло вас об этом просить…

      – И в голову бы не пришло, – сказал Игорь Васильевич. – Вы нас обижаете просто. У нас совершенно и редакция другая, мы фантазиями, или, как вы говорите, выдумками, вообще не занимаемся. Это у вас просто представление такое: раз мы – значит, фантазия, беллетристика, романы, ночные бдения, трагедии, как при Бальзаке…

      – Или даже при Достоевском каком-нибудь, – добавил Сергей Иванович и чуть улыбнулся. – «Преступление и наказание» прямо. Это все уже давно прошло, Юрий Ильич, сейчас исключительно документальное всех интересует.

      – Время другое, – серьезно закончил Игорь Васильевич.

      – Но о чем же я могу написать?! – Тут и я засмеялся. Со стороны мы выглядели, конечно, совершенно одинаково. Коллеги-литераторы беседуют. «Я уже вполне усвоил их тон», – с ужасом подумал я. – Ну написать о нашей беседе, например? В лицах…

      – Обязательно!!! – закричали они хором и, немедленно встав, кинулись пожимать мне руки. – У вас прекрасно получится. А мы уж позвоним, вы извините, как только напишете, так и позвоним… Счастливо вам! Прямо так и давайте, странички четыре-пять, на машинке, через два интервала, поля стандартные. Так и пишите: дескать, они явились прямо в институт и так далее. А потом переходите прямо к главному: ночь, улица, фонарь,