Игра в античность. Игорь Ягупов

еслись ошалевшие от всеобщей суматохи взъерошенные собаки с безумно задранными хвостами. Испуганные женщины робко жались к стенам домов. А мужчины тем временем, побросав впопыхах свое оружие, через пролом в могучих крепостных стенах на веревках и катках втаскивали в город огромного деревянного коня. Так пала Троя… – стоявший за кафедрой высокий смуглый мужчина с жесткой щеткой густых темных волос поднял взгляд к окну и замолчал, точно погрузившись в раздумья, не имевшие никакого отношения к его лекции.

      В институтской аудитории царил мягкий полумрак. Свет выключили, понадеявшись, очевидно, на серенький рассвет. И он действительно робко заглянул в лишенные штор окна, стараясь протиснуться сквозь них в узкую и длинную, как ученический пенал, комнату с расписанными философскими изречениями партами, криво висящей забеленной мелом доской и колченогой, похожей более на конторку деревянной кафедрой.

      Но ветер пригнал с побережья желтоватые, как старое залежалое сало, тучи, из которых посыпал обильный снег, завиваемый все тем же ветром в неистовую метель. За окном тут же сгустились сумерки, затопив аудиторию тусклым призрачным светом, какой бывает в подвалах, когда от забитого наглухо цокольного окошка отдерут пару досок и сквозь запыленное и подслеповатое, как пивная бутылка, стекло прольются внутрь жалкие и испуганные лучики света, готовые при малейшей опасности выскользнуть наружу.

      В аудитории потемнело. Но никто из студентов, кучками, как островки еще никем не открытого архипелага, рассевшихся там и сям за партами, так и не решился встать, пройти к выключателю у двери и зажечь свет. То ли они побаивались малознакомого преподавателя, то ли просто ленились.

      – Нет, мне нисколько ее не жалко, – имея в виду Трою, поморщился мужчина за кафедрой, все еще не сводя взгляда с окна. – Она должна была пасть. Так решили боги…

      – Так это и есть наш Данай? – пробормотал себе под нос приютившийся на задней парте толстый, со всклокоченными седыми кудрями пожилой господин в помятом костюме.

      Данай Эвклидович приехал за полярный круг из Питера. Здешний пединститут по какому-то гранту заманил его на пару недель прочесть студентам курс древнегреческой литературы. По институту ползли слухи о таинственной античной пряжке, которая досталась ему от предков и которая якобы в незапамятные времена принадлежала древнегреческому богу красноречия Гермесу. И вроде Данай Эвклидович кому-то ее уже показывал. Может быть, даже и студентам на одной из лекций. Но и без всякой пряжки, как шептались на кафедре литературы, история семьи заезжего профессора была весьма запутана и терялась корнями в сумраке столетий. И теперь любопытствующая местная профессура ходила послушать лекции столичного коллеги. На этот раз дошла очередь до профессора Кукушкина.

      – В оранжевом хитоне, поверх которого накинута была лиловая хлена, бог красноречия Гермес стоял незримо рядом, – продолжил свой рассказ Данай Эвклидович. – И были с ним две самые могучие богини – рыжая и серебряная: величественная супруга владыки и бессмертных всех и смертных Зевса – Гера и воинственная и прекрасная пепельноволосая Афина…

      – С таким-то жаром о временах столь древних и, мягко скажем, едва ль ему знакомых. Усилие похвально, но подпорчено праздной фантазией, – снова пробормотал Кукушкин.

      На этот раз его бурчание не осталось незамеченным. Мужчина за кафедрой гневно приподнял одну бровь и метнул в коллегу-профессора острый, как стрела Артемиды, взгляд. Кукушкин испуганно съежился, всем своим видом показывая, что не позволит себе более ни единого замечания.

      – В чреве деревянного коня было нестерпимо душно, – перешел от богов к затаившимся внутри хитроумного создания Афины греческим героям лектор. – Хитоны воинов промокли от пота. А кожаные ремни доспехов натерли тела, врезавшись в них, точно путы, которыми связывают пленников. Медь оружия бряцала всякий раз, когда конь вздрагивал, напрягаясь под напором веревок, на которых его втаскивали в город. Или когда он заваливался на бок, если служащее катком и подложенное под его основание неумелыми руками бревно вдруг выскальзывало. И этот медный звон грозил выдать героев. И кто бы, скажите, тогда помог им? Воины на греческих кораблях? Флот Эллады был далеко, за мысом. Так что в лучшем случае друзья смогли бы лишь отомстить за их гибель. Поэтому богов молили герои в тот миг о спасении и даровании победы. На богов надеялись они. Им одним вручали свои жизни и судьбы. Только на них уповали. И ничего другого им не оставалось. Они сжались в брюхе деревянного коня, вокруг них бесновалась враждебная толпа, на холме возвышался ненавидимый ими город, которым не могли овладеть они многие годы. И где-то в нем, наверху, во дворце Приама, в своей комнате тихо и безутешно плакала Кассандра…

      Глава 2

      Два филолога

      Книги, книги, книги. В старых запыленных шкафах со стеклянными дверцами их было бесчисленно много. Шкафы эти окружали комнату с трех сторон, оставляя свободной лишь четвертую стену, где были окна, выходящие в узкий проулок – зажатый двумя рядами домов глубокий и вечно сырой колодец, да расступившись с противоположной стороны,