Камень власти. Ольга Елисеева

поминутно хлопала открывавшаяся дверь под скрипучей ржавой вывеской. Из-за нее доносились глухой шум, голоса, хохот и бабий визг. «Надо же, какой странный двор, – подумал Гриц, – на тупик похоже. То ли дело наши московские проходные, продувные, ищи-свищи тебя в таком дворе! А здесь и захочешь, никуда не убежишь».

      Тем временем из трактира, пошатываясь, вышел рослый человек и затянул пьяным, но красивым голосом довольно странную песню:

      Как во городе, в огороде,

      В огороде при народе

      У козла рога,

      Их коза наставила…

      Не успел Гриц сообразить, что, собственно, у любого козла рога и без помощи козы сами собой свободно произрастают на лбу, как шедшая впереди троица поравнялась с горланящим гулякой и без всяких разговоров накинулась на него. Человек, видимо не ожидавший нападения, беспомощно взмахнул руками и грянулся оземь. Но на этом обидчики не успокоились. Двое подняли его за плечи, а третий еще пару раз коротко врезал под дых. Это уже слишком походило на избиение, тем более что троица в желтых мундирах вовсе не собиралась прекращать драку. Человек был один, шел себе, никого не трогал, а следовательно, по мнению рассудительного Грица, нападать на него не было никаких причин.

      – Сволочи! – заорал несчастный. – Суки голштинские! – Он из последних сил вырвался и с размаху завалил одного нападавшего. Двое других стали выкручивать ему руки, что-то крича по-немецки, но рассвирепевшая не на шутку жертва снова вырвалась и принялась дубасить своих обидчиков.

      Немецкие слова решили последние сомнения Потемкина, который вдруг подумал, что и его несколько дней назад вот так же избивали, только без крови и шума, и не нашлось никого, кто бы помог ему. Он отставил свой сундучок и ввязался в свару. Кулаки замелькали чаще и дружнее.

      Григорий получил в ухо и пару раз по ребрам, но голштинцы дрогнули. Сам он сильно зашиб правого нападавшего, и тот уже второй раз пытался, но не мог встать. Агрессивная жертва тем временем уложила еще одного немца и, оседлав его, макала лицом в осеннюю жижу. Третий предпочел сам ретироваться. Потемкин и его безвестный соратник оставили за собой поле брани.

      – Ты меня откуда знаешь? – оглядывая Грица, спросил грязный с ног до головы гуляка.

      – Совсем не знаю, – едва переводя дух, ответил молодой человек.

      – Так чего ж ты ввязался? – удивился его новый знакомый.

      – А так, – шальная удаль блеснула в глазах Потемкина.

      – Ты кто?

      – А ты? – Гриц совершенно не собирался признавать ничьего превосходства.

      – Орловы мы, – самодовольно хмыкнул гуляка, вытирая пальцами кровь с нижней губы. – Слыхал?

      – Нет.

      – Ты с луны, что ли? – обиделся петербуржец.

      – Я только сегодня из Москвы.

      – А, ну тогда ладно, – примирился с неосведомленностью приезжего Орлов. – В полк? Звать тебя как, спаситель?

      – Григорием.

      – Да ты еще и тезка мой! Ну спасибо тебе, Григорий. Жрать хочешь?

      – Нет,