Загадка старого имения. Елена Арсеньева

ошеломленно хлопала глазами.

      Федотка постоял-постоял, потом опустил на траву мешок, держать который ему было, видимо, уже невмочь, и сказал:

      – Слышь-ка, барышня Липиада Андревна… вроде на деревне говорят, вы теперь наша хозяйка, ну, с тех пор, как барин помер?

      – Конечно, я, а кто ж еще? – непонимающе посмотрела на него Липушка.

      – А коли так, чего ж вы дозволяете Зосимовне над собой измываться?! Меня тятенька, бывает, выпорет за ослушание, мамка заушину даст, но чтоб нарочно измываться… Где ж на белом свете такое видано? Забылась Зосимовна, что ль?

      У Липушки повлажнели голубые глаза, однако она вскинула голову и дрожащим голосом проговорила:

      – Как ты смеешь, Федотка, мне такое говорить? Говоришь, Зосимовна забылась, а сам-то?

      – Эх, барышня! – глубоко вздохнул Федотка. – Я-то жалеючи, а Зосимовна – нет. Глядишь, она вас со свету сживет и сама в Протасовке засядет владычицей. Тут-то нам всем и придет мертвый конец.

      Он жалобно шмыгнул носом и, повернувшись к Липушке спиной, побрел к воротам, понурясь и загребая ногами.

      Липушка растерянно смотрела ему вслед, потом вдруг крикнула возмущенно:

      – Да как ты смеешь! Да ты ничего не понимаешь! Да ты ничего не знаешь! Нет, ну как ты смеешь?! Да кабы вы знали… кабы вы все знали! Ну почему, почему все меня только ругают и никто не хочет понять?! Да неужели нет у меня на всем свете ни единого друга, который подал бы мне помощь?!

      – Если позволите, я буду вашим другом и подам ту помощь, которой вы желаете, – раздался в эту минуту женский голос, и Липушка так и подскочила от неожиданности.

      Она изумленно обернулась и увидела высокую девушку, а может быть, молоденькую даму, одетую в серое платье и серую епанчишку, в сером же капоре и с серым небольшим саквояжем в руках. По цвету одежды ее можно было принять за призрак – или путешественницу, потому что наши дамы, отправляясь в дальний путь, предпочитают надевать на себя самые что ни на есть немаркие, невзрачные одеяния. Впрочем, поглядев в лицо этой дамы или девицы, никто не назвал бы ее невзрачною. И это при том, что глаза у нее тоже были серые, а видные из-под глубоко надвинутого капора волосы имели пепельный оттенок. Было ей, судя по всему, немало за двадцать, однако старой девою назвать ее никто бы не решился, настолько яркими и выразительными были ее черты!

      – Кто вы, сударыня, и как попали сюда? – удивленно вскинула брови Липушка.

      – У моего экипажа сломалось колесо в версте отсюда, как раз за мостом, я и пришла пешком, – ответила незнакомка. – Не будете ли вы так любезны и не распорядитесь ли послать туда людей и телегу?

      – Ах! – воскликнула Липушка. – Я тотчас велю людям, чтобы спешили к вашему экипажу! Вы, должно быть, ехали к Полуниным? Их имение в трех верстах от нашего, вон за той дубравой, – показала она рукой. – Они гостеприимные господа, вы будете очень довольны приглашением… Но только Николай Алексеевич и Ольга Васильевна теперь в отъезде, гостят в городе, а вы к кому же направляетесь, не к Николаю ли