Возвращение в Ахен. Елена Хаецкая

него спроси, – сказал Мела, отпуская руку Аэйта. – А ты что молчишь?

      – Это ктенонт, – сказал Аэйт. – Разрыв-трава. Я нашел ее и врезал в ладонь. Теперь все замки, все оковы мне нипочем. Одно прикосновение – и металл разлетается в пыль!

      Мела обхватил голову руками, посидел так неподвижно, а потом мрачно произнес:

      – И как вытравить ее из ладони, я не знаю.

      – А зачем? – удивился Синяка. – Полезная штука и всегда при себе. Это же здорово.

      – Очень здорово, – сказал Мела. – Раз – и железо в пыль. И меч в пыль, и кинжал, и все, что хочешь. Как раз то, что так нужно воину. Рукой, в которой живет ктенонт, нельзя брать оружие, понял? НИКАКОЕ ОРУЖИЕ! Поэтому я и говорю: ты или колдуешь, или сражаешься.

      Он махнул рукой и залпом выпил чай. Аэйт украдкой посмотрел на свою ладонь и лизнул ее.

      – Когда-нибудь рука тени принесет тебе славу, Мела, – сказал он.

      Мела подскочил, как ужаленный.

      – Аэйт, я запрещаю тебе. Забудь о ней!

      – Как я могу забыть? – рассудительно сказал Аэйт.

      Синяка попытался сделать течение разговора более мирным.

      – Лучше расскажи, как ты нашел эту траву, – попросил он Аэйта.

      Бросая на брата взгляды, наполовину виноватые, наполовину горделивые, Аэйт рассказал, как отыскал гнездо черепахи, натыкал вокруг него стрел, чтобы она не могла пробраться в свой дом, затаился и стал ждать.

      – Она круглая, как глаз Хорса, – сказал Аэйт. – Она знает. Она не стала ранить себя, просто принесла во рту траву ктенонт, и стрелы рассыпались… Я отобрал у нее траву – ну и вот…

      – Никогда о таком не слыхал, – сказал Синяка.

      Аэйт покосился на него с хитрым видом.

      – Ты, наверное, многого еще не слыхал, а?

      Мела хотел было одернуть брата, который говорил слишком много дерзостей, но Синяка просто отозвался:

      – Ты прав.

      Он вспомнил, как снимал с великана цепи, призвав на помощь магию силы. Делал он это долго и неумело, цепи впивались великану в тело и изрядно помучили бедное чудовище, прежде чем рассыпались в прах. Будь тогда на месте Синяки маленький воин с разрыв-травой в ладони, великану не пришлось бы терпеть все эти муки.

      Мела все-таки сказал:

      – Твоя болтовня утомит самого Салманаксая, Аэйт.

      Салманаксай был мелким зловредным демоном, «сорочьим богом». Синяка чаще слышал его имя в проклятиях, чем в молитвах.

      – Не ругай своего брата, – сказал Синяка. – Я действительно очень мало знаю. Все, что он рассказывает, для меня ново и интересно.

      Из темноты донесся вкусный храп великана. Это было так неожиданно, что все трое – даже хмурый Мела – рассмеялись.

      На рассвете вся деревня была поднята на ноги отчаянным звоном. Стонала, жаловалась, проклинала врагов певучая бронза. В полусне Синяке казалось, что ему опять семнадцать лет, он снова сидит на развалинах дома, и вновь уходят из Ахена великолепные защитники города, оставляя его на милость Косматого Бьярни. Звенят колокола, колыхаются знамена, сверкают шпаги, развеваются перья на плюмажах – алое,