Приданое лохматой обезьяны. Дарья Донцова

покосилась на Ануш, старательно надраивавшую ступени.

      – Давай отойдем, – предложила я. – Время обеденное, не хочешь перекусить? Я угощаю. Вон там кафе.

      – Вы кто? – не пошла на контакт Ника и сама же ответила: – Елена Константиновна постаралась? Она давно твердит, что мою маму надо родительских прав лишить. Опоздали. Во вторник я стану совершеннолетней, восемнадцать исполнится. И меня кормить не надо, у нас дома полный обед – суп, мясо и компот!

      Выпалив это, девушка сжала кулачки и гордо выпрямила спину. В моей душе моментально проснулось воспоминание…

      Вот четырнадцатилетняя Вилка бежит по школьному коридору и налетает на завуча Григория Петровича, которого дети да и некоторые учителя не любили от всей души. За манеру быстро и много говорить короткими фразами и за редкостную тупость педагог заработал кличку Барабан. Наша классная руководительница, молодая Наталья Карловна, бегала плакать в туалет после того, как Барабан с элегантной простотой сказал вслух: «Учительнице замуж никогда не выйти. Ну кому они нужны? Да и в нашей школе нет ни одной симпатичной!»

      Барабан хватает меня за плечи, разворачивает и цедит:

      – Тараканова? Куда летим, сломя мозг?

      Мне не удается скрыть радости:

      – Домой, Григорий Петрович, нас отпустили.

      – Домой? – повторяет Барабан. – И что тебя там ждет? Пьяная тетка! Ох, надо бы давно в отдел опеки сообщить, пусть вашей семьей займутся. Алкоголикам нельзя разрешать воспитывать детей, тебе будет лучше в интернате. Государство позаботится, хоть полноценно питаться станешь!

      В советские годы из детей с тщанием взращивали патриотов. Я гордилась комсомольским значком и считала, что живу в лучшей стране на земном шаре. Но в нашу школу ходили на уроки одинаково одетые в коричневые пальто и обутые в темно-синие ботинки ребята из интерната. Больше всего на свете я боялась оказаться в их числе. А еще в душе бушевало негодование: по какому праву идиот Барабан осуждает Раису? Не так уж часто она напивается, всего раз десять в месяц. И не всегда до состояния камня. Кто его просит совать нос в чужую семью? К сожалению, я не могла высказать Барабану правду в лицо, поэтому, старательно изображая почтение, прошептала:

      – Григорий Петрович, у нас дома борщ, котлеты и компот. Тетя Рая только что обед приготовила. Я побегу?

      – Ступай, Тараканова, – кивнул Барабан. И бросил мне в спину отеческое напутствие: – Ох, предвижу твою судьбу печальную. Не выйдет из тебя толку! Умрешь под забором!

      Мне стало так обидно! Аж до слез! И тут на помощь мне неожиданно пришел главный школьный хулиган Вася Кузьмин, который с любопытством подслушивал нашу беседу.

      – Зато из вас, Григорий Петрович, вышел толк! – с несвойственным ему подобострастием воскликнул он.

      Барабан, самодовольный болван, не почуяв подвоха, важно ответил:

      – Да, Кузьмин, из меня вышел толк.

      – Вышел… совсем весь, – нараспев произнес Вася, – а бестолочь осталась.

      Я не дружила с Кузьминым, имела свою