Мы больше не женимся. Елена Усачева

нька толкнула меня в бок, а «какой» заерзал на лавке.

      Невысокий, с вытянутым лицом, еще и смотрит исподлобья. Мазнул по нам взглядом – тяжелым таким, килограммов на тридцать – и отвернулся. Нет, сначала ухмыльнулся – и я поняла, что о его визите мечтают все ортодонты страны.

      – Ну, чего? – щипала меня в плечо Танька. И хихикала. Как раз на ее хихиканье «какой» и оборачивался. Но как только он делал движение головой, Танька предусмотрительно отступала, давая мне возможность насладиться его недовольством.

      Любила она так делать – спровоцировать, а потом наблюдать, что будет. Наблюдатель, блин.

      Наша жертва сидела на лавочке, вытянув вдоль спинки левую руку, раздраженно смотрела по сторонам.

      Стороны были весьма живописны – ровные дорожки, кустики все на одном уровне, бордюрчики, деревья – головки-шапки. Еще и небо голубое. Еще и солнце. В сотне метров неспешно плещется залив Волги. Красота. Слева – это от меня, а от «какого» – справа высится гостиничный комплекс, посверкивает затемненными стеклами.

      Я получила очередной тычок и опустила глаза. Нет, не красота. Зачем мы вообще сюда поехали?

      – Что я ему скажу? – уперлась я спиной в жесткое Танькино плечо. Плечо было непреклонно, как и Танька.

      – Так и говори: «Будьте моим мужем».

      – Мы даже не знакомы!

      – Потом познакомитесь. Он на тебя вчера весь вечер глядел.

      Как? И он?

      Не помню. Я вообще не очень хорошо помню, что было вчера. А была пятница. До дня моей свадьбы месяц. Месяц! До события всей моей жизни! Вчера я была уверена, что все хорошо. Дальше наблюдался некоторый провал. А сейчас я стою на улице под солнышком в глубоком убеждении, что все плохо. И на себя вчерашнюю я смотрю, как на круглую дурочку.

      Что я могу сказать потомкам в свое оправдание?

      Никогда! Не выходите! Замуж! За! Поэтов!

      Никогда! Никогда! Никогда!

      И даже не мечтайте! И не начинайте собираться это делать.

      Поэты – не мужчины. И вообще – не люди.

      Вот с чего Андрею взбрело в голову, что Софонин на меня смотрит? Ну да, смотрит. А что ему еще делать, если у него есть глаза. И сидит он напротив меня. И у всех вокруг настроение хорошее. Чего нам друг на друга не смотреть? И даже порой на какое-то время цепляться взглядами.

      На вчерашнем банкете мы с Танькой хихикали, пили шампанское, обсуждали незнакомца напротив, что сидел рядом с Софониным. Хорошо обсуждали, ни одной грязной косточки не оставили – все были чистые. А что еще делать, если сидит такой и с мрачным видом ужинает. Это на банкете-то! Где надо веселиться и шалить. Вот мы и шалили…

      – Ну, давай! – Плечо у Таньки железное. Как стукнет, сразу начинаешь анатомию вспоминать – какие жизненно важные органы задеты. А еще она настойчивая, не увернешься, под скатерть не спрячешься.

      – Давай, – шипела мне в затылок Танька, обдавая сигаретным дымом.

      И я дала. Сделала шаг вперед.

      Мужчина коснулся носа и вновь вперился в кусты. Я выдохнула, выпуская из себя не только воздух, но и заранее составленную фразу. Не нужна она пока, пусть погуляет.

      Все было бы ничего… Все было бы отлично… Мы смеялись, пили за кино. Сидящий напротив представился, и я тут же забыла его имя. Потому что так весело было говорить про кино и видеть, как собеседник зеленеет от раздражения, но держится. Ну и Софонин смотрел. Кстати, чего смотрел-то? Человек совсем не в моем вкусе.

      – За кино! – подняла я бокал.

      А Андрей сидел там… далеко… На другом конце этого бесконечно длинного и неправильно широкого стола. Следил.

      Ну да, я к нему не села, потому что не хотелось скучать под официальные речи богатых чиновников – они организовали этот выезд писателей и поэтов в богатый пансионат и теперь желали высказаться. Мы же с Танечкой собирались пить шампанское и веселиться.

      И мы веселились.

      А Андрей… Он, видимо, тоже что-то делал. Но не такое веселое, как мы. Поглядывая в его сторону, я видела – мрачен мой милый. Ой как мрачен.

      А то Андрей меня первый день знает. Или разглядел что неожиданное. Все же знакомое, все понятное. Я всегда такой была.

      Это я так думала, не он.

      Короче – мы больше не женимся.

      Что самое обидное? Платье.

      Я его купила. Как раз перед поездкой. Отдала обшивать кружевом.

      И куда я вся такая в платье, но без загса?

      – Я все равно выйду замуж! – крикнула я Андрею, когда он заявил, что через месяц ничего не будет. Мы больше не женимся!

      Кричать было неудобно, потому что оба мы стояли голые. В ярости хорошо бить посуду, комкать подол юбки или швырять передник. Бросая обвинение, хорошо бы схватить оппонента за рукав, за плечо, за… Неважно за что. А тут – и не схватишь ни за что. Стоит такой Андрей, слегка сутуловатый, с брюшком – это когда уже некрасивая складка под ним появляется, – упирает руки в бока этого самого брюшка, думает, наверное, что выглядит в этот момент