Вторжение. Михаил Ахманов

туда, где в корабельном трюме спали «грифы». Каждый в отдельном крохотном отсеке, будто патрон в пулеметной обойме; восемь машин у левого борта, восемь – у правого. За ними, в носовом ангаре, стояли «симы», танки-амфибии для наземных и надводных операций, именуемые за быстроту и резвость тараканами. То и другое было грозным оружием в арсенале крейсера и, без сомнения, самым умным – ведь им управляли люди. Конечно, не без помощи компьютеров.

      Широкий гибкий шланг выбросил Литвина прямо в объятия кресла-кокона. Защитная оболочка сомкнулась вокруг груди и плеч, живота и бедер, колен и голеней, оставляя свободными руки и шею; сверху опустился шлем, за ним надвинулся колпак кабины, и в его матовой глубине зажглась сетка целеуказателя. Литвин привычно напряг мышцы левой ноги, затем правой, и «гриф» качнулся туда-сюда в своем гнезде. Он поворочал шеей, подвигал глазами; вспыхнула точка автомеда, отметки ракет, лазеров и многоствольных свомов послушно скользнули по колпаку-экрану. Сейчас, упакованный в пронизанную биодатчиками ткань кокона, подключенный к автопилоту, он составлял единое целое со своей машиной, ощущая ее как продолжение собственного тела, прежде всего конечностей и глаз. Это чувство тоже было привычным, отработанным за девять лет полетов в пустоте и атмосферах трех планет.

      – Первый готов, – произнес Литвин и выслушал такие же доклады трех своих подчиненных. Затем коммуникатор буркнул голосом Шевреза: «Катапультирование разрешаю!» – и он слегка шевельнул левой ступней. Раскрылась диафрагма шлюза, поток сжатого газа выбросил «гриф» на сотню метров от корабля, негромко замурлыкал двигатель, и в колпаке, ставшем прозрачным, вспыхнули звезды и появился диск Юпитера – огромный, втрое больше земной Луны. Сетка целеуказателя засветилась ярче. Мир в клеточку, шутили пилоты-десантники.

      Литвин наблюдал, как три серебряные стрелы выпорхнули из шлюзов в облаках белесоватого пара. Родригес, его ведомый, тут же пристроился сзади, Коркоран и Макнил ушли в нижнюю полусферу и описали круг под плоским брюхом «Жаворонка». На его корпусе, ближе к носу, было изображение птицы, но крейсер больше походил на рыбину. На огромную форель, плывущую в темных ночных водах; только антенны локаторов, стволы метателей плазмы да орудийные башни нарушали гармонию плавных очертаний корпуса. За кормой корабля трепетал огненный язык.

      – «Грифы» в пространстве, – доложил Литвин. – Приступаем к выполнению задания.

      – Действуйте, – отозвался коммуникатор, на этот раз голосом капитана.

      Истребители разошлись: пара по спирали вверх, пара вниз. «Жаворонок» из огромной рыбины стал мелкой рыбешкой, потом исчез вообще, превратившись в отметку на локаторе. Отметок было пять – крейсер, три УИ и последний из установленных бакенов, маячивший с краю едва заметной искоркой. Кроме них, Литвин не видел ничего – разумеется, если не считать Юпитера и звезд. Но эти небесные тела в данный момент его не занимали.

      – Первый – Второму. Курс – параллельно кораблю, расстояние – один мегаметр. Третий и Четвертый, тот