Экипаж черного корабля. Федор Березин

находился в запертом пространстве, да еще пристегнутый наручниками. Произошло нечто вроде досрочно приведенного в исполнение приговора. Тем не менее, неопределенность его судьбы для сохранившегося на плаву мира возросла: теперь стало трудно определить, где значатся его имя и фамилия – среди пропавших без вести героев или среди находящихся в розыске преступников.

      22. Романтика

      И романтика курсантских грез поперла с избытком, правда, пока только в своем механо-потовом обличье. И лег под гусеницы неведомый доселе эйрарбакский континент, загородившийся от солнечного света жутким черным одеялом, надвинутым до бровей. И раскинулись в пыльную тьму смерзшиеся, после внезапного торможения лета, дороги. И застыла подернутая грязным инеем трава, оторопев от мороза, родившегося из миллионоградусного жара. И двухсоттонные «Циклопы» сжались в маленьких аккуратных мышек, вплотную пристроившихся друг к другу и отчаянно бегущих вслед за скачущим светом фар, бегущим по уже умершей, но полной жути, а может просто, прикинувшейся окоченевшей суше Эйрарбии. Но иногда, вдвинутому в командирскую башенку, Хорису-Тату казалось, что наоборот – «Циклопы» его не маленькие пылинки на бильярдном столе континента, где катается из угла в угол тяжелый шар «Сонного ящера», а сами они разрослись, вздулись в пятигорбовое гористое чудище, так вздулись, что горизонт придвинулся, прикинулся черным туманом, и не позволяет заглянуть за край. И тогда броне-лейтенанту Хорису-Тату хотелось откинуть выпуклость люка, высунутся по пояс, и убедиться, что мир вокруг действительно так непрозрачен, как видится в перископ. То есть, почти совсем не видится и почти совсем не наблюдается. Только в экране, отображающем всевидящее око светоумножительной камеры, он демонстрирует свою реальность. Но есть ли реальностью то, что нельзя проверить воочию?

      А романтика курсантских грез, покуда, еще не докатилась до стадии воплощения в ромашечно-розовые букеты и в милые дамские лица встречающие защитников-победителей, но из предварительной фазы – тренажерно-гаечной возни, в нутре «боевой горы», она уже окончательно выпрыгнула и, уверенно встав на гусеницы, воплотилась в красно-бурые надглазные круги, от перископной резины, и в деревянность седалища, от сотрясений машины на плохо рассмотренных дорожных препятствиях. А еще она воплотилась в напряжение нервов, в ожидание опасности, исходящей от царящей дни и ночи напролет черноты. И вместе с приевшейся вонью прикипевшего машинного масла в ноздри вошло предчувствие неизбежности будущих сражений, когда бухнет, сквозь шлемные подушечки на ушах степенное дуло главного калибра, и затарахтит через вату глухоты тяжелый башенный пулемет. И теперь Хорис-Тат знал, что это окажутся не битвы с выдающими себя блестяшками затаившихся в кустиках прицелов, а бои с призраками, которые будут наблюдаться только в экранах локаторов и никак, никоим образом, воочию. Да, это не совсем та романтика, которая виделась вдали броне-академии, но привкус того абитуриентского