Поумнел. Петр Боборыкин

адвокат, тороватый, особливо коли охотник до теплых мест… Так для этого есть вон "лодыри", вроде Гришки… И каждый раз, когда Гришка ему рассказывает, где он с заезжим седоком побывал, Ефим непременно скажет:

      – Охальники!.. Как есть охальники!

      Все посжалось. И губернатора-то не признаешь, не будь он генерал: так себе старик, живет один, лошадей держит пару, плохоньких, часто извозчика берет… Его губернатор зовет по имени-отчеству.

      Вообще, господ настоящих, с вотчинами, коренных, – один, другой, да и обчелся.

      Ефим доволен хоть тем, что в розовом доме опять живет барин как следует, уже третий год, хотя и этот барин занимается не дворянским делом, не предводителем служит, а в правлении частного общества.

      Про него-то они сейчас и говорили с Гришкой.

II

      – Ефим Иваныч! – окликнул Гришка. – Вот и Гаярин катит на вороной из правления.

      – Кто? – переспросил Ефим, смотревший в другую сторону.

      – Александр Ильич Гаярин, говорю, на вороной… Лошадка-то резвая, с побежкой. Чьего она будет завода?

      – Должно быть, собственного.

      – А нешто у них свой завод?

      – Завод, в жениной вотчине, в дальней округе, там луга…

      – Сама-то из богатеньких… Как, бишь, ее?..

      – Антонина Сергеевна… Известно, из богатеньких… Не беднее его… И рода княжеского… Мать-то ее, Елена Павловна… Я и ту помню…

      – Тех вон?.. Пересветовых?

      Гришка указал глазами по направлению к Зыбину переулку, откуда, из-под изволока, виднелась верхушка большого сада.

      – Известно… Князь-то приходится ей дядей, только вряд ли родным.

      Ванька с самого начала этого разговора стал прислушиваться, чего лихачи не замечали.

      Лошадка его поела. Он снял торбу и пододвинулся к Гришке.

      – Вы про какова барина баете? – спросил он жиденьким, чисто крестьянским тенорком.

      Гришка не сразу ему ответил и сначала переглянулся с Ефимом.

      – Ты чего гоношишь?

      – Про барина, мол, какова…

      Сани с полостью, на вороном рысаке, уже поравнялись с дальним углом розового дома. В санях видна была фигура барина, в ильковой шубе и бобровой шапке-боярке.

      – А тебе что? – спросил через Гришку Ефим и повел, на особый манер, своими толстыми властными губами.

      – Про Гаярина баяли!.. Коли это Александр Ильич… то мы его довольно знаем. Мы завьяловские… барыни… супруги их, значит… От папеньки вотчина досталась. И ее знаем… Еще когда маленькая была… по летам-то у нас больше живали… Вот мне про кого!..

      – Ишь ты! – насмешливо выговорил Гришка и стал глядеть вбок на Ваньку. – А ты, дяденька, нам отрапортуй: правда ли, что Александр Ильич, как еще молоденький был, чем там ни на есть проштрафился в Питере и как, ровно слыхали мы, под присмотром жил у себя в вотчине?.. Еще перед тем, как ему жениться…

      Мужичок не сразу ответил.

      Сани уже подкатили к подъезду, и барин в ильковой шубе быстро поднялся на крыльцо, обернулся лицом к кучеру, что-то