Однокурсники. Петр Боборыкин

всех, но почти что всех. Наказание – больше для прилики… С этого и началось. А потом – зима такая выдалась. Несколько было "волнений", выражаясь газетным жаргоном, – и все в одном районе.

      – Вы и втянулись? Еще бы! Дело живое!

      – Палат каменных на таких процессах не построишь. А теперь уж и тянет. Жалко народ. Да и совсем новый для меня мир открывается. Есть, я вам скажу, курьезные типы. И умственность у некоторых замечательная, особенно у молодых, которым не больше тридцати лет. Это совсем другая полоса пошла.

      – Четвертое сословие! – вставил Заплатин.

      Кантаков прищурился на него и повел своим подвижным, нервным ртом…

      – Вы, дружище, зашибаетесь? – шутливо спросил он.

      – Чем, Сергей Павлович?

      – Да насчет этого самого экономического материализма?

      Заплатин поглядел в сторону – на проходивших мимо, вверх и вниз, по главной аллее бульвара.

      – Ха, ха! – тихо рассмеялся Кантаков. – Опаску имеете? Должно быть, там вас доезжали соглядатаи?.. На родном-то пепелище?

      Щеки Заплатина быстро порозовели. Ему стало немного обидно – точно он, и в самом деле, трусом стал. А он не сразу ответил, потому что и сам еще не вполне разобрался в этом течении.

      Но Кантаков не такой парень, чтобы пожелал его обидеть или на смех поднять.

      – Соглядатаи, вы говорите, Сергей Павлович?.. Нет, настоящего надзора не было. Так, больше для проформы. Но обыватели – лютые. Какая-то хлесткая корреспонденция явилась в одном московском листке с обнажением разных провинностей и шалушек. Поднялся гвалт на весь уезд… Корреспонденция без подписи. Кто сочинял? Известно кто – штрафной студент. И начался всеобщий дозор… Даже до курьезов доходило! Мне-то с пола-горя; а матушке было довольно-таки неприятно.

      – У вас ведь отец умер?

      – Давно уж.

      Заплатин ближе подсел к Кантакову.

      – Вы меня вашим вопросом не то что озадачили… Теперь он – самая обыкновенная вещь. Только об этом надо бы пообширнее потолковать. Вы здесь все время были и столько народу знаете всякого. Наверно, и с нашей братией прежних связей не разрывали.

      – Дела анафемски много. Редко с кем видишься.

      – Все-таки… Желалось бы иметь вашу оценку того, что сталось с тех пор, как нас расселили по весям Российской империи. Вы покурили. Не айда ли в "Интернациональный"?

      Тут только собеседник студента заметил, что он не курит.

      – Вы разве по толстовскому согласию? – спросил он, указывая на окурок папиросы, который тотчас же и бросил на землю.

      – Нет, этим не зашибаюсь. А никогда не был курильщиком, как следует; и вот уже больше двух лет и совсем бросил.

      – Добродетельно!

      Они разом снялись со своих мест и пересекли аллею.

      Они сидели за столиком, друг против друга. Оба заказали по одной порции какой-то кавказской еды и бутылку пива.

      Непокрытыми – головы их были выразительнее: у Заплатина густые и волнистые волосы заходили на лоб; Кантаков остригся под гребенку, и очертания очень круглого черепа выступали отчетливее, с впадинами на висках.

      Он