Противоракетный щит над Москвой. История создания системы ПРО. Григорий Кисунько

места. Сейчас, готовя принадлежности для бритья, я сказал, обращаясь к жене и матери:

      – Вот говорят, что Бог наказал женщин муками родов. Но ведь это бывает несколько раз за всю жизнь. А нас, мужчин, Бог наказал ежедневными муками бритья.

      – Ты просто не умеешь бриться, – возразила мне жена.

      – Нет, все же именно мужчины – разнесчастнейшая половина людского рода: их и жены пилят, и на войне убивают.

      – А на войне убьют – опять же мука для жены с ребятишками, горькая вдовья доля… без мужа, – сказала мать.

      Когда я брался за опасную бритву, то старался все делать точно так, как когда-то мой отец: наточить на оселке, потом поправить на ремне, потереть о шершавую ладонь, наконец – осторожно поднести бритву к волосам повыше затылка и услышать сухой треск – как электрический разряд – от острия сверкающего и как бы притягивающего к себе волосы лезвия.

      – Огонь-бритва! – одобрительно высказывался после этого отец.

      От одной такой наточки отцовской бритвы подряд – с небольшими подправками на ремне – могли побриться и отец, и в порядке старшинства остальные его братья. Потом еще кто-нибудь из них брил голову отцу, а он еще шутил:

      – Скреби лучше, чтоб гуще росли.

      Впрочем, от этого его волосы не становились гуще.

      Однажды и я в очередь с дядьями побрился той же бритвой. Она смачно шелестела, как хорошая коса о траву, и было совсем не больно, даже очень приятно.

      Сегодня у меня были веские основания, чтобы побриться в парадном варианте: во вторник прошедшей недели я защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата физико-математических наук. На заседании ученого совета среди присутствовавших была и моя мама. Сейчас она, собирая, как обычно, для прогулки внука, уже в который раз переспрашивала меня:

      – Так ото ж у тэбэ на защити выступалы аж два прохвесоры?

      – Да, мамо, не считая председателя, там было еще девять профессоров и шесть доцентов.

      – А чого ж ты их мэни не показав?

      – Мне же было не до этого.

      – И то правда. А хто ж був стой лысый?

      – Мой научный руководитель. Это большой ученый. Его даже приглашали читать лекции в Америку, и вот эти его книги были изданы сначала у них на английском языке.

      – Ото ж вин и по-английському знае?

      – Так же, как по-русски. А после него выступал другой профессор, мой официальный оппонент.

      – Я хоч и тэмна людина, а зразу розибрала, що боны дуже добри люды. Отой трэтий все пид тэбэ пидкопувався. То недобра людына. Хто ж вин такый?

      – Он доцент. Тоже официальный оппонент, и не плохой человек.

      – Доцент, мабуть, ще выше прохвесора?

      – Нет, ниже.

      – Так чого ж вин полиз против тэбэ, колы за тебе булы аж два прохвесоры? Чи вин, може, здурив? Чи, може, в нього на тэбэ якийсь зуб? Ты стэрэжысь, щоб тоби хтось нэ зробив якусь пакость, як твойому батькови.

      – Не беспокойся, мамо, совет ведь весь проголосовал «за», кроме одного «против».

      – Ото