Печать на сердце твоем. Андрей Валентинов

Впрочем, песня – и есть песня. Згур прикрыл глаза, усмехнулся и негромко запел:

      Ударило в сердце чужое копье,

      И жадно упало с небес воронье.

      Как больно – ведь я еще жив!

      Могильщики трупы уносят с полей,

      Стоит караул у могилы моей.

      Как больно – ведь я еще жив!

      Другим возле чаши сидеть круговой,

      А мне – дотлевать под высокой травой.

      Как больно – ведь я еще жив!

      Им пить за победу, добычу делить,

      А мне лишь с червями могильными быть.

      Как больно – ведь я еще жив!

      Кто выжил, забудут – им жить, а мне – нет.

      А снег заметет неглубокий мой след.

      Как больно – ведь я еще жив!

      За вольную волю все вместе мы шли.

      И вот мы свободны – и я, и они.

      Я с вами – ведь я еще жив!

      Улада долго молчала, затем тряхнула головой:

      – Плохая песня, наемник! Очень плохая!

      Згур пожал плечами. Спорить не тянуло.

      – И не потому плохая, что сложена плохо. Вы, волотичи, никак не можете забыть войну. И ты, Згур, ее не можешь забыть. Прошло двадцать лет! Сколько же еще вы будете воевать!

      Она говорила серьезно, и Згуру внезапно показалось, что он слышит совсем другой голос – голос человека, которого он никогда не встречал, но уже успел возненавидеть. Ивор сын Ивора, Великий Палатин Валинский, тоже любит говорить о мире, о дружбе между улебами и волотичами. И тут в памяти зазвучал иной голос – негромкий, спокойный голос дяди Барсака. «Война не кончена, Згур! Запомни – война еще не кончена! Мы еще отомстим – за всех! И за твоего отца – тоже!» Улада не убивала его отца, но она ответит тоже. Всех, кто выше тележной чеки!

      – Не могу понять, почему ты меня ненавидишь, сотник Згур?

      Он вздрогнул. На миг почудилось, что дочь Ивора-предателя читает его мысли.

      – Я думала, ты просто холоп, который не может простить господам, что он вышел из грязи. Но ты дедич, ты альбир Кеевой Гривны. Бедняга Черемош ночами не спит – тебе завидует…

      Згур поглядел на чернявого и невольно улыбнулся. Хвала Матери Болот, спит! Славный парень, угораздило же его связаться с этой!..

      – Если ты повздорил с кем-то в Коростене, то ни я, ни мой отец не виноваты. В чем дело, Згур? Если я тебя обидела, то… прости!

      Так Улада с ним еще не разговаривала. И Згур понял, что сейчас не выдержит, расскажет этой девушке все. Вновь, уже в который раз, вспомнился сон, странный сон, в котором отец запрещал ему мстить. Ведь длинноносая не виновата в том, что сделал Палатин! Нет, нет, нельзя!

      – О чем ты, сиятельная! Я просто наемник. Наемники не обижаются…

      Он улыбнулся, но на душе было мерзко.

      Разбудил его голос Черемоша. Згур с трудом открыл глаза. В лицо ударило утреннее солнце.

      – Згур! Я грибов набрал, поджарим! Где огниво?

      Огниво? Несколько мгновений он не мог понять, чего от него хотят. Ах, да!

      – Ты же вчера брал. В сумке!

      – Да вот оно, – послышался недовольный голос