«Судьба-шлюха», или Прогулка по жизни (сборник). Фаина Раневская

кричали, дети кричали, мальчики юнкера пели: «Ой, ой, ой мальчики, ой, ой, ой бедные, погибло все и навсегда!» Прохожие плакали. Потом опять были красные и опять белые. Покамест не был взят Перекоп.

      Бывший дворянский театр, в котором мы работали, был переименован в «Первый советский театр в Крыму».

      Я не уверена, что все мы выжили бы (а было нас четверо), если бы о нас не заботился Волошин.

      Среди худущих, изголодавшихся его толстое тело потрясало граждан, а было у него, видимо, что-то вроде слоновой болезни. Я не встречала человека его знаний, его ума, какой-то нездешней доброты. Улыбка у него была какая-то виноватая, всегда хотелось ему кому-то помочь. В этом полном теле было нежнейшее сердце, добрейшая душа.

      С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завернутые в газету маленькие рыбешки, называвшиеся хамсой, был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом, была там и бутылочка с касторовым маслом, с трудом им раздобытым в аптеке. Рыбешки жарили на касторке, это издавало такой страшный запах, что я, от голода теряя сознание, все же бежала от этих касторовых рыбок в соседние дворы.

      В те времена… было это в Симферопольском театре… Волошин был привлечен к работе в Художественном совете театра. Он порекомендовал нам пьесу Бенавенте «Изнанка жизни». И вот мы, актеры, голодные и холодные, так как театр в зимние месяцы не отапливался, жили в атмосфере искусства с такой великой радостью, что все трудности отступали.

      Однажды, когда Волошин был у нас, к ночи началась стрельба оружейная и пулеметная. Мы с Павлой Леонтьевной упросили его не уходить, остаться у нас. Уступили ему комнату; утром он принес нам стихи «Красная Пасха». Это было в Симферополе 21 апреля 1921 года. На заплаканном лице его была написана нечеловеческая мука.

      Волошин был большим поэтом, чистым, добрым человеком.

Красная Пасха

      Зимою вдоль дорог валялись трупы

      Людей и лошадей. И стаи псов

      Въедались им в живот и рвали мясо.

      Восточный ветер выл в разбитых окнах.

      А по ночам стучали пулеметы,

      Свистя, как бич, по мясу обнаженных

      Закоченелых тел. Весна пришла

      Зловещая, голодная, больная.

      Из сжатых чресл рождались недоноски

      Безрукие, безглазые… Не грязь,

      А сукровица поползла по скатам.

      Под талым снегом обнажились кости.

      Подснежники мерцали точно свечи.

      Фиалки пахли гнилью. Ландыш – тленьем.

      Стволы дерев, обглоданных конями

      Голодными, торчали непристойно,

      Как ноги трупов. Листья и трава

      Казались красными. А зелень злаков

      Была опалена огнем и гноем.

      Лицо природы искажалось гневом

      И ужасом.

      А души вырванных

      Насильственно из жизни вились в ветре,

      Носились по дорогам в пыльных вихрях,

      Безумили живых могильным хмелем

      Неизжитых страстей, неутоленной жизни,

      Плодили