Нарушители равновесия. Андрей Валентинов

зажмурил глаза, но голоса ударили вновь – совсем близко:

      – Смотри! Смотри! Он не хочет с нами танцевать! Накажи его!

      – Войчемир! Я здесь!

      Знакомый голос заставил похолодеть. Забыв обо всем, Войча открыл глаза.

      Навы стояли по краям поляны. Их стало больше – во много раз, они выглядывали из-за деревьев, и даже из глубины леса доносился негромкий шепот. Но не на них смотрел побледневший, застывший, словно камень, Войча. Та, что звала его днем, чей голос он не мог забыть, теперь стояла прямо у костра.

      Войча тут же узнал ее – хотя и не видел до этого ни разу, да и не надеялся увидеть. Лунный свет падал на спокойное, чуть скуластое лицо, на полупрозрачное нагое тело, укрытое длинными, ниже пояса, зеленоватыми прядями струящихся, словно вода, волос. Такими же зелеными были глаза – большие, глубокие, под резким разлетом темных бровей. Женщина стояла молча, и ее тонкие, горящие призрачным огнем руки были протянуты вперед, почти касаясь груди Войчемира.

      – Старшая Сестра! Старшая Сестра! – вновь прошестели десятки голосов и все стихло.

      – Я здесь, Войчемир. – негромко проговорила та, что стояла у костра. – Пойдем!

      Войча послушно кивнул, и хотел сделать шаг, но тут рядом завозился под своим плащом Ужик, и Войча опомнился.

      – Нет… – хрипло проговорил он, а затем повторил, уже громче и решительнее. – Нет! Нет!

      На зеленоватом лице мельнула улыбка:

      – Чего ты, боишься, Войчемир?

      На этот вопрос можно было отвечать долго и обстоятельно – в этом лесу следовало бояться буквально всего. Войча ограничился тем, что помотал головой и вновь повторил «Нет!», но на этот раз не так твердо.

      – Разве ты видел таких, как я? – Старшая Сестра медленным уверенным жестом отбросила в сторону закрывавшие ее тело волосы. – Посмотри!

      – А-а… – только и смог произнести бедняга-альбир, поскольку таких женщин он действительно еще не встречал. Да и вообще, по этой части ему было далеко до самоуверенных сослуживцев, хотя бы до знаменитого красавца Пленка, по которому плакала добрая половина девиц в Кей-городе. Но даже Пленк, подумалось мимолетно, и тот потерял бы и речь, и слух при виде той, что стояла возле погасшего костра.

      – Чего? Чего тебя надо? – Войча с силой дернул себя за чуб, пытаясь отогнать наваждение. Снова смех – легкий, уверенный.

      – Тебя, Войчемир! Я нужна тебе, ты – мне. Сейчас я отошлю этих детей обратно в озеро…

      Войча вновь кивнул и потянулся вперед, но вдруг – совершенно не вовремя – подумал об Ужике. Что будет с недомерком в этом жутком лесу? Ясное дело – сожрут. Сожрут – и костей не оставят. И хорошо, если только сожрут…

      – Я… это… – он затравленно оглянулся, но Ужик как ни в чем не бывало спокойно спал, укрывшись с головой своим дурацким плащом.

      – А ты зеленая! – ляпнул Войча первое, что пришло в голову. – Как жаба!

      Темные брови на миг дрогнули.

      – Я могу наказать за такие слова, Войчемир! Это мой лес, и здесь творится моя воля! Но в тебе говорит страх. Страх виной тому, что у тебя