Омуты и отмели. Евгения Перова

легче, я уеду.

      – А тебе?

      – Ты знаешь.

      – Марин, ты же понимаешь… Эта деревня… Я тут счастлив. А дом – это ж не просто бревна! Он… сердце деревни!

      – Лёшечка, я все понимаю. Если дом пропадет, ты всю жизнь потом будешь казниться!

      – А если с тобой что случится, я вообще жить не смогу.

      – Лёша, а если с тобой? Без меня? И я буду знать, что могла бы спасти! А меня рядом не было!

      – Хорошо, хорошо. Ладно. Только я тебя умоляю – береги себя.

      – Перестань, Лёша, перестань. Со мной ничего не случится.

      – Что ж, придется и это пережить. Марин, а ты не видишь? Что там, впереди?

      – Не вижу. Будущего пока нет – мы же ничего не решили.

      – Я решил.

      – Спасибо. Но знаешь, Лёш, это еще не самое страшное. Старшие дети… Они тоже… захотят остаться. Ваня, Митя.

      – Нет. За Митю Юля отвечает, а Ванька… Нет.

      – Это будет трудно. Подумай сам: Ваньке четырнадцать, он здоровый парень. Ты вспомни себя. Разве ты в его возрасте не рвался бы в бой, а? Ты думаешь, я сама за Ваньку не боюсь? Еще как! Но лишние руки не помешают, а то сколько нас – трое! И Семеныч, если не струсит. Да и вы с Толей не мальчики – ему вон шестьдесят уже, тебе полтинник.

      – А, провались оно все! Но чтоб ты с Ваньки глаз не спускала!

      – Лёш, муха не сядет!

      – Муха! Господи! Смерти вы моей хотите! Нет, уезжаем все. К черту!

      Но Марина видела, что он действительно решился.

      – А Муська – чтобы уехала! И без разговоров.

      Муся! Боже! Марина про нее и не подумала, а ведь девчонка тоже захочет остаться. Будут разговоры, да еще какие, «видела» Марина, но промолчала. Может, еще обойдется? Раздался звучный удар гонга – всех созывали на собрание. Марина с Лёшкой было пошли, но в дверях Марина его задержала и всерьез поцеловала – для бодрости духа.

      – Иди, поцелуйщица. Веревки из меня вьешь…

      Марина знала, что, приняв решение, он больше не будет думать об этом, а просто начнет действовать: надо это пережить – переживем. Лёшка действительно был здесь счастлив и мечтал, уйдя от дел, поселиться насовсем в этой деревне посреди соснового бора. Он разговаривал с домом, как с живым существом, а дом, кряхтя и поскрипывая, отвечал ему.

      – А ты домового-то приманил? – посмеиваясь, спросила у него Марина, приехав весной с младшими детьми.

      – А как?

      И в тот же день, когда впервые обедали в тереме, Марина взяла первый отрезанный ломоть хлеба и закопала в правом углу под домом: «Батюшка-домовой, приходи к нам домой!» Всю ночь что-то шуршало в разных углах – «Домовой место выбирает!» – шептала Лёшке Марина, а утром они нашли на столе старинную серебряную монету, неизвестно откуда взявшуюся. Марина и сама чувствовала себя здесь так вольно и спокойно, как никогда в городе. И вот теперь – что же, бежать, как говорил Анатолий?

      За столом сидел уже весь «колхоз», кроме Скороговорки, присматривающей за младшими детьми. Марина видела, что Анатолий приуныл и заколебался – уж больно хлипко выглядела их армия, если вычесть