Орфей и Ника. Андрей Валентинов

карлик откинулся на стул и вздохнул. – Знаю! Вы, любезный Юрий Петрович, просто уговорили нашего новенького навестить меня. Ну, спасибо!

      …Оказывается, Сорок Третьего звали Юрием Петровичем. Юрий Петрович Сорок Третий…

      – Юрий Петрович наверняка вас предупредил, – Тридцать Первый повернулся к Сергею. – Здесь все считают, что лишился ума, после того, как меня бросила супруга. Смешно, правда? Старик, похожий на какое-то чучело… Но ведь я все еще не разучился думать! Почему? Не могу понять…

      Он заговорил быстро, так, что Сергея еле различал отдельные слова:

      – …Тридцать лет, тридцать лет мы жили… ни разу по-настоящему… случиться? Почему она меня… может, я чем-то… не навестила меня, не написала?.. почему?.. не говорят мне, не хотят волновать… должен узнать!..

      Майор постарался незаметно отвернуться. Виталий Дмитриевич тоже не мог вспомнить прошлое, как Сорок Третий, как и он сам. Что сделали с этим безобидным человечком?

      Речь Тридцать Первого стала совсем тихой, неразличимой. Наконец, он затих, глаза закрылись, руки повисли… Зэк чуть заметно дернул щекой и достал папиросы.

      – Курите, Сорок Первый! Мы уже ничем не поможем… Сейчас он очнется.

      Действительно, не прошло и двух минут, как Виталий Дмитриевич открыл глаза.

      – А? – дернулся он. – Кажется, я опять… Извините, товарищи!.. Юрий Петрович, вы говорили вчера, что наш новенький…

      – Да, он, кажется, по вашей части.

      Карлик вскочил со стула. Пустельга тоже встал, но решительный жест маленькой ручки остановил его:

      – Сидите, сидите, Сергей Павлович! Надеюсь, Юрий Петрович все же ошибся. Если ваши с ним случаи сходны, то волноваться нечего. Сама по себе амнезия, конечно, малоприятна…

      Не прекращая говорить, Виталий Дмитриевич осторожно взял Сергея за руку, пощупал пульс и замер. Сморщенное лицо дернулось.

      – Ох ты!.. Сергей Павлович… любезнейший… Если можно, к свету. Я должен осмотреть глазное яблоко.

      Осмотр на этот раз длился долго. Карлик хмурился, вздыхал, а затем кивнул на стул:

      – Садитесь! Рассказывайте – и поподробнее.

      Слушал он внимательно, время от времени кивая. Затем вздохнул и покрутил головой:

      – Несколько вопросов… Только не обижайтесь.

      – Ни в коем случае! – Сергей тут же вспомнил психиатра.

      – У вас, как я понял, очень плохой аппетит, предпочитаете жидкое и, желательно, теплое. Так?

      Майор кивнул. Сейчас должен последовать вопрос о бифштексах.

      – Привкус крови во рту ощущали?

      – Нет! По-моему… Нет, ни разу.

      – А желание… уж, извините… попробовать свежей крови?

      Поразил не сам вопрос, а то, что его об этом уже спрашивали. Вот они, бифштексы!

      – Нет. Даже кровяной колбасы не ем.

      – Ну и хорошо.

      Виталий Дмитриевич прошелся по комнате, затем опустился на стул и легко ударил ребром ладошки по дереву:

      – Так… Порадовать ничем не могу, Сергей Павлович. Разве что – болезнь ваша проходит в самой легкой форме…

      – Какая