Первые студенты. Дмитрий Мамин-Сибиряк

видимой причины. – Петька теперь как раз чай пьет. Ну, прощай, Архиповна… Когда ко мне в гости-то придешь?..

      – А вот как курицы запоют по-петушиному, так я к тебе и подойду… Водки поболе запасай…

      – Ах ты, моя матушка… – ласково протянул молодой человек жиденьким тенорком и задумчиво засмеялся.

      Когда мы пошли от балагана, прямо через прииск, потонувший в тумане, молодой человек обернулся и спросил провожавшего нас без шапки Потапа:

      – Это что старуха-то твоя сердится все на меня?

      – А от глупости от своей от старой, Михаил Павлыч… – бормотал Потап, забегая вперед. – Вот я, значит, как уподобился шкаличку, ну, ей и обидно. Одно слово: баба… волос долог, и чтобы настоящего… и нет ево, настоящего-то. Как перед истинным Христом, родимый мой…

      Молодой человек опять засмеялся, а Потап, чтобы выказать во всей форме свое усердие, забежал в сторону и пнул ногой стреноженную лошадь прямо в живот. Не ожидавшая нападения лошадь неловко поднялась на дыбы и тяжело начала скакать под гору.

      – Зачем ты лошадь беспокоишь, Потап? – спросил я.

      – А так… ишь, место где нашла! Еще испугает, пожалуй…

      Остановившись, старик каким-то униженным тоном прибавил:

      – Михал Павлыч, родимый мой…

      – Чего тебе?

      – Ах, родимый мой, разозлил ты только меня… а? Ну, какой я теперь человек… так, только замахнулся.

      – Да ведь водки нет больше: всю выпили.

      – А в конторе?.. Эх, Михал Павлыч, уж я заслужу, родимый мой… верно тебе говорю. Только один стаканчик бы…

      – Хорошо. В конторе, кажется, еще оставалась водка.

      – Уж я знаю… верно Михал Павлыч, родимый мой, да я… вот сейчас провалиться…

      Мы шагали в густом тумане под гору, минуя выработки и шурфы, потом перешли плотнику и начали подниматься к конторе, глядевшей на прииск двумя освещенными окнами.

      – Михаил Павлыч, вы извините меня… я не помешаю вам? – спросил я, когда мы подходили уже к самой конторе.

      Молодой человек быстро оглянулся на меня, издал какой-то неопределенный звук и опять добродушно засмеялся, – мне нравилось, как он смеялся.

      II

      – Петька чай пьет, – проговорил Михаил Павлыч, бойко взбегая на шатавшееся крылечко приисковой конторы.

      Мы вошли. Потап из вежливости остался на крылечке. Приисковая контора состояла всего из одной длинной комнаты, выходившей двумя окнами на прииск. Между окнами стоял большой стол, заваленный книгами, бумагами, железными банками из-под золота, гильзами и т. д. Один угол стола был очищен, и на нем стоял кипевший самовар. У окна на деревянном табурете сидел плечистый черноволосый мужчина в золотых очках и читал книгу – это и был Петька, как я имел право догадаться.

      – А я гостя привел, Петька, – торопливо заговорил Михаил Павлыч, по пути скидывая свою сермяжку. – Позвольте отрекомендоваться: Михаил Павлыч Рубцов и Петр Гаврилыч Блескин, студенты казанского университета… Просим