Повелитель снов. Петр Катериничев

отекшими, тусклые выцветшие взгляды их были пусты, и я понял – ничего они мне не скажут и не посоветуют, и выбираться нужно самому.

      И еще – слышалась музыка… Она была щемящей и словно резала сердце на части тонкой скрипичной струной, и накатывали боль и слезы, и хотелось прекратить эту сладкую муку… И я пошел на звуки и сразу, вдруг оказался на уложенной брусчаткой площади. Слева высился тяжелый костел, справа – православный храм, выстроенный с модными причудами начала двадцатого века, чуть поодаль – мечеть. На площади стоял мальчик с флейтой и играл незамысловатую мелодию Бетховена:

      Кусочки хлеба нам дарят, и мой сурок со мною,

      И вот я сыт, и вот я рад – и мой сурок со мною…

      Перед Эженом скукожилась мятая картонная коробочка; в ней тускло блестели монеты. Эжен поднял лицо, узнал меня, перестал играть, сказал:

      – Здравствуйте.

      – Здравствуй. Ты что здесь?

      – Играю вот. – Огляделся, добавил: – Хорошо здесь, тепло.

      – Подзаработать решил?

      – Играть люблю. А деньги нужны, – сказал Эжен вполне рассудительно, как взрослый. – Я Анете хочу платье купить. Здесь красиво очень. И она красивая. Нужно платье. Такое, какого ни у кого нет. Чтобы она была как принцесса.

      – А себе?

      – Себе скрипку. Только долго копить нужно. Чтобы настоящую.

      – Ты где играть учился, Эжен?

      – Нигде. Я всегда играл. А Анета всегда рисует. Когда мы вырастем, то поженимся. И уедем.

      – Далеко?

      – Искать родителей. Они нас потеряли. А мы их найдем. Ничего, что они старые уже будут. Даже лучше. Мы им будем помогать. Потому что жизнь – злая.

      – Злая?

      – Ага. Особенно зимой. Потому что зимой холодно. И темно. Здесь, может быть, добрее, только я не думаю…

      – А люди?

      – Люди – всякие. Вы с Дашей – хорошие, только потерянные. Как мы с Аней. Словно вас бросили и вам некуда вернуться. Я заметил: у многих людей теперь глаза переменились: словно всем стало некуда вернуться.

      – И давно?

      – Давно. Когда я совсем маленький был, тоже играл. У нас, в Загорье. Люди отводили взгляды и давали кто что может. Им было совестно, что им есть куда возвращаться, а таким, как я, – нет.

      – Теперь не отводят?

      – Теперь они словно тяготятся… Или тем местом, в котором живут, или самой жизнью. Я их узнаю.

      – Узнаешь?

      – Да. По взглядам. Жалко их. – Эжен замолчал надолго, потом сказал: – Музыка лучше всего. Можно закрыть глаза и улететь далеко-далеко, в прекрасные страны, где все счастливы и беззаботны. Если бы я только смог…

      – Что?..

      – Сделать так, чтобы люди оказались в своих снах, самых красивых, где все их близкие живы, и там, где много тепла и солнца и где все веселы… А я буду играть, играть, играть… И тогда они смогут остаться.

      – В снах?

      – Да.

      – А ты? Где будешь ты?

      – Здесь. Я же нужен здесь.

      Эжен кивнул сам себе, поднес флейту к губам и заиграл