Клад. Дмитрий Мамин-Сибиряк

дохнуть.

      – Ах, ты… сахар!.. – ругался Вася, разбитый в пух и прах.

      В это время Галанец только хотел сделать шара, но остановился, посмотрел на Васю сбоку и спросил:

      – Как вы сказали, сударь?

      – Я говорю: сахар…

      У Галанца задрожал в руке кий. Он еще раз посмотрел на Васю и уже вполголоса прибавил:

      – Карпу-то Лукичу сынком приходитесь?..

      – А ты почему знаешь?

      – Да поговорка-то ихняя… Помилуйте, как мне-то этакого слова не знать? То-то я все присматриваюсь к вам: лицо знакомое, а узнать не могу. А вот поговорку-то узнал…

      Вася был сконфужен этим открытием и только таращил глаза на маркера.

      – Ну, что же вы остановились? – спрашивал адвокат.

      – Не могу… устал… – бормотал Галанец, бросая кий.

      II

      Ночью в каморке Галанца долго светился огонь. Каморка была крошечная, как нора, где-то под лестницей в номера, но все-таки свой угол, где сам большой, сам маленький. В углу на столе горела дешевая жестяная лампочка, и тут же стояла бутылка с водкой. Вася сидел на стуле, облокотившись руками на стол, а Галанец кружился по комнате.

      – А про Поцелуиху слыхали? – спрашивал старик.

      – Это где клад-то?

      – Шш!.. – зашипел старик, поднимая руку. – Что вы, Василий Карпыч, еще, пожалуй, услышат… Не таковское это дело, сударь.

      Вася засмеялся и махнул рукой. Это движение обидело старика, но это было минутное чувство, которое сейчас же сменилось чем-то таким любовным и ласковым… Галанец все смотрел на него, вздыхал и время от времени повторял:

      – Эх, Василий Карпыч… а?.. Вася… Ведь еще малюточкой, можно сказать, на руках тебя нашивал, и вдруг… Эх, Вася, Вася, нехорошо! Так нехорошо, что и не выговоришь… Какое уж это занятие – в аманах при барыне состоять! Наши-то холуи зубы моют-моют, даже со стороны тошно слушать.