Курица в полете. Екатерина Вильмонт

я и вправду нашла это кольцо! – шепнула в ответ Элла.

      – Будем надеяться!

      МОСКВА

      В последние дни перед отъездом в Вену Элла так волновалась, что на работе почти ничего не соображала. Валерий Яковлевич недовольно качал головой, но замечаний не делал, видимо входил в положение. В агентстве все знали – у Эллы Борисовны нашлась родственница за границей, в Австрии. Степень родства она не уточняла, но все знали, что у нее мать за границей, а степень волнения выдала ее с головой. Разве станет человек в здравом уме так психовать из-за какой-нибудь десятой воды на киселе? Но все помалкивали, даже Леля.

      В последний рабочий день, как было принято у них в агентстве перед отпуском, Элла «проставлялась». Испекла большущий пирог с грибами, наделала каких-то салатов, а торт купила. Ей предстояло еще вечером испечь «Наполеон» для мамы. И, разумеется, они хорошо выпили по случаю ее отъезда. Мария Игоревна пожелала ей удачной поездки, Ванда – европейского жениха, Леля – похудеть. А Валерий Яковлевич произнес:

      – Элла Борисовна, дай вам Бог счастья и жениха, но главное – возвращайтесь поскорее, нам будет вас не хватать! – И он взял со стола уже пятый кусок пирога с грибами.

      А Леля, помешанная на диетах, третий.

      Элла растрогалась и пообещала по возвращении из отпуска испечь им фруктовый торт. Вдохновленный такой перспективой, Валерий Яковлевич заявил, что в аэропорт Эллу отвезет его водитель.

      Элла еще больше растрогалась и решила, что купит в Вене сувениры для всех сотрудников, даже для Лели.

      Вечером после работы явилась Машка – сделать подруге массаж, маску и все что нужно для того, чтобы завтра Элла выглядела на пять с плюсом.

      – Ты продумала, что наденешь в самолет?

      – Все черное!

      – Почему это?

      – Черное худит, и вообще я люблю черный цвет. Мне идет.

      – А она не воспримет это как траур по материнской любви?

      – Откуда я знаю, как она что воспримет?

      – Тоже верно. Элка, ты совсем ее не любишь?

      – Не знаю. Я сейчас еще не понимаю, кого любить… Вот увижу ее и пойму, наверное… и полюблю… или нет…

      – Да, это как с мужиком. Иногда встретишься глазами – и все, он уже родной и любимый, а то проживешь с ним лет пять, а он как был чужой, так и остался.

      – У меня так не было.

      – Как?

      – Чтобы родной… С первого взгляда или с десятого… Все чужие.

      – Ничего, еще не вечер! Особенно за границей. Это у нас теперь баба уже в сорок лет не котируется, а за границей, говорят, наоборот.

      – Почему в сорок не котируется? – испуганно спросила Элла.

      – Ну не то чтобы… Это смотря в каких кругах. В модной тусовке, если ты не звезда, а просто баба, даже охренительно красивая, после сорока шансов практически нет.

      – Шансов на что? – уточнила Элла.

      – На классных мужиков. Не знаю, это мои клиентки из тусовки жалуются.

      – Ну если ничего другого в жизни нет… И потом, что такое классный мужик в их представлении? Богатый?

      – Ну это в первую очередь.