Купидон через сорок лет. Кир Булычев

засыпать колодец…

* * *

      В дверь позвонили.

      В этот момент Лидочка проявляла, вернее, сидела на полу в ванной и заряжала в бачок широкую пленку. Было девять вечера, середина сентября, дома никого – Андрей в Средней Азии. Лидочка крикнула:

      – Сейчас!

      Хотя знала, что за дверью не услышат.

      Пленка, как назло, не влезала в бачок. Лидочка молча прокляла судьбу, положила пленку на пол, вышла из ванной и, не зажигая света в коридоре, отворила дверь.

      Там стояла маленького роста смуглая бабушка в похожем на шинельку пальто, в черном с красными цветами платке, с большой голубой сумкой «Олимпиада-80» через плечо и чемоданом в руке. У бабушки были темные, въедливые глаза и губы в ниточку.

      – Долго не открываешь, – сказала бабушка сердито. – Что ж я, всю ночь на лестнице стоять буду?

      – Вам кого? – спросила Лидочка, щурясь от яркого, после темной ванной, света на лестничной площадке.

      – Погодите, – сказала бабка. – Проверим. Ты только меня на лестнице не держи, в дом пригласи, окажи внимание пожилому ветерану труда. Я тебя не съем, не обворую, у меня паспорт есть…

      Лидочке ничего не оставалось, как покорно отступить в коридор.

      – Свет зажги, – сказала бабушка. – Я без свету ничего не разберу.

      Лидочка прикинула, насколько опасен свет для пленки, оставшейся на полу ванной. Потом решила, что свет туда не проникнет.

      Бабушка прошла на кухню, не спеша развязала платок, сбросила его на плечи, сказала:

      – Жарко у тебя, затопили уж, что ли?

      – Затопили. – Лидочка вдруг почувствовала себя виноватой за то, что затопили раньше времени.

      – А фортку чего не открываешь? – спросила бабушка. – У тебя микробы размножаются.

      Пока Лидочка послушно открывала форточку на кухне, бабка поставила на стул сумку, прислонила к стулу чемодан, сама же уселась на стол, вытащила из складок плаща бумажник из кожи под крокодила, а из него – листок. Долго искала очки, а Лидочка стояла над ней и думала, что если надо будет поить бабушку чаем, а все идет к этому, то печенья почти не осталось, и надо открывать последнюю банку малинового варенья. Сейчас бабушка зачитает листок, и из него обнаружится, что она – отдаленная, но некогда любимая родственница Андрюши Берестова. И что таковая решила навеки здесь поселиться, так как ее родное село переоборудуют в водохранилище.

      – Точно, – изрекла наконец бабушка. – Я своей памяти уже не доверяю, все записываю, хотя в этой квартире бывала.

      – А я вас не помню, – посмела начать сопротивление Лидочка.

      – Куда тебе, – согласилась бабушка. – Это Средний Тишинский?

      – А что?

      – Не тяни, отвечай, не задумывайся.

      – Средний Тишинский.

      – Дом сорок два, квартира двадцать?

      – Правильно. – Надежда на то, что бабушка ошиблась квартирой, испарилась.

      – Тогда ты мне скажи. – Бабушка вперила взгляд увеличенных сильными линзами выцветших глаз в лицо Лидочке. – Ты мне скажи, что могло случиться с Верой?

      – С кем?

      – С моей младшей сестрой Верой. Тысяча