Река детства (сборник). Вадим Чернышев

и есть подсочник. А химик потому, что кислотой живицу выгоняю. Химией. Шариком таким, который в кислоте смачивается. Недавно я в этом лесхозе, мест толком не знаю…

      Химик долго не мог согреться. Холод, который забрался в него ночью у костра, медленно выходил теперь наружу и осыпал кожу мурашками.

      – Эх, баньку бы! – знобко передернулся химик, будто стряхивая облепившие его мурашки.

      – Вон банька! – показал я в окно. – Но я еще не парился. Печка разорена маленько. А котел вроде бы цел.

      – Печку я подхимичу! – обрадовался Химик. – Лишь бы котел был!

      Черная банька пахла остывшим горьким дымом. В углу за лавкой стояли два березовых веника.

      – Выносить положено, – буркнул Химик и выбросил веники в предбанник.

      – А что? Какая разница, где им сохнуть?

      – Здесь-то, в тепле, могут баннушки развестись, вот что, – строго сказал Химик. – В мокрых вениках, бывает, появляются.

      – Баннушки? А это что за «звери»?

      – Баннушки они и есть баннушки. Вроде как чертенята такие… Вроде мочалки с рожками-ножками. Тоже озорники хорошие.

      – Ты их тоже видел?

      – Не, – признался Химик. – Этих не видел. Люди видели…

      Мы «подхимичили» топку и подложили в каменку лепёхи плитняка, отслоившиеся от скалы. Весело взялись сухие дрова. В бане закачались дымные одеяла. Сталкиваясь головами, мы с Химиком ползали под зыбким пологом дыма и домазывали печку глиной при свете тусклого фонаря «летучая мышь».

      Хорошая получилась банька! Я шагнул в ее раскаленное нутро, и сухой жар перехватил мне дыхание. Как от озноба, мы покрылись гусиной кожей. Химик ухал и крякал.

      Сбрызнутая водой, каменка взрывалась и выдыхала новые клубы зноя. Плоские камни лопались и стреляли горячими осколками.

      – Вот они, проделки ихние! – шайкой укрывался от осколков Химик. – Фулиганье! А ты говоришь…

      Мы ожесточенно хлестались вениками. В бане запахло майской березой. Пламя в «летучей мыши» подпрыгивало и вдруг стало гаснуть.

      – Солярка кончилась, – предположил я.

      – Солярки тут навалом, – поболтал грязный фонарь Химик и оглядел углы. – Опять небось эти банные фулиганы…

      – Да брось ты! – рассердился я на Химика. – Значит, воздуху нашей «мыши» не хватает. Весь воздух мы с тобой выпарили!

      – Тогда давай одеваться, – сказал Химик. – В темноте я несогласный…

      Весь вечер мы тянули чай с брусничным листом. Химик, красный как рак, утирал лицо латаной рубахой и мурлыкал какую-то странную песню про далекую планету. Кот Диан урчал у меня на коленях, «вышивал» когтями по брезенту. Отсветы огня из открытой печи бродили по морщинистым бревенчатым стенам. Было тепло и уютно. Тихонько подвывал в печной трубе ветер.

      – Ишь выступает! – покосился на потолок Химик.

      – Кто?

      – Да вон… дед Дымовик. В трубах живет. Нам с тобой дым – дышать нечем, а ему – первое удовольствие. Как затопят печь, его обдаст дымом, он и начинает.

      – Что же он, вроде Шишкача?

      – Нет, – серьезно продолжал Химик. – Не похож. Этот совсем маленький. Мохнатенький.

      Дымок