Три венца. Василий Авенариус

она лукаво кивнула на Марусю, и самонадеянный щеголь, поняв ее, со снисходительною любезностью начал занимать последнюю, не замечая, что молодая москалька нимало не польщена его вниманием. Непосредственно к царевичу Димитрию панна Марина ни разу не обращалась, но украдкой очень хорошо видела, что он не сводит с нее глаз. Но вот он и сам отнесся к ней.

      – А вы, прекрасная пани, смею спросить, живя в монастыре, так же находили довольство и счастье, как сестрица ваша, в этом однообразном монашеском образе жизни?

      Панна Марина смущенно потупилась.

      – Это я не могу сказать… – пролепетала она и с милою робостью покосилась на сестру и иезуитов.

      – Почему же?

      – Потому что я была очень грешна.

      – Какие же у вас могли быть грехи? Расскажите, пожалуйста.

      – Я, право, не знаю… – нерешительно заговорила молодая панна. – За окнами, видите ли, бывало, весна и солнце; птицы щебечут; деревья стучатся зелеными ветками в стекла, будто зовут нас в сад, в поле, на воздух и волю… А мы, девочки, сиди себе в келье, как осужденные, за пяльцами, за белоручным шитьем, не смей головы поднять, спины разогнуть, слова пикнуть. Ну, и зарождаются в голове разные мысли; начинаешь придумывать, как бы напроказить, подурачиться…

      – Но, Марина!.. – возмутилась княгиня Урсула.

      – Извините, княгиня, – сказал заинтересованный царевич, – дайте досказать вашей сестрице.

      – Я же говорила, что я очень грешна, – почти с сокрушением продолжала панна Марина. – Я очень хорошо теперь понимаю, как дурно мы, дети, поступали, когда ночью, чтобы попугать взрослых «сестер», вставали потихоньку с постелей и в простынях, белыми привидениями, разгуливали по коридорам.

      – И другие грехи ваши, пани, были не более тяжки?

      – Чего же еще?..

      Глава тринадцатая

      Vivat demetrius ioannis, monarchiae moscoviticae dominus ет rex!

      Ужин шел к концу. В чарах и кубках заискрились бастр и мушкатель.

      – Доргие гости! – возгласил хозяин. – У меня припасена для вас еще такая коллация (угощение), какой вы верно никогда не едали. Позвать Юшку! – приказал он одному из слуг.

      Юшка, видно, ждал уже за дверьми и, вбежав в столовую, тут же бухнул в ноги царевичу.

      – Благословен Господь во веки веков, что сподобил узреть опять пресветлых очей твоих, нашего батюшки, царевича русского! – вскричал он и подобострастно поднес к губам полу богатого кунтуша царевича.

      – Так ты разве уже видел меня прежде? – с радостною недоверчивостью спросил Димитрий.

      – Как не видать, родимый; вон эдаким мальчугой еще знал тебя! – говорил Юшка, в умилении утирая глаза.

      – А где?

      – В Угличе, надежа государь; где же больше? С утра до вечера, почитай, играл ты там на царском дворе с жильцами; смотреть на вас с улицы никому ведь невозбранно. Сам-то я тоже тогда подростком еще был; так с теткой своей Анисьей единожды у Орины, кормилицы твоей, в гостях даже побывал, говорил с тобой, государь, а ты меня еще из собственных