Муж для дочери Карабаса. Наталия Миронина

Федоровны Леонид немного опоздал. Сделал он это намеренно, хотелось посмотреть на реакцию хозяев – как обрадуются, как Ольга его встретит. Вообще, в последнее время Леонид чувствовал себя этаким шпионом, который не может поступить как ему заблагорассудится, а вынужден просчитывать последствия каждого шага. Это была утомительная манера поведения, но Леониду казалось, что он вцепился в хвост удачи и очень боялся упустить ее.

      Встретили его упреками:

      – Леня, я свою фирменную кулебяку никому не даю, тебя жду! А ты не спешишь! – воскликнула Васса Федоровна и тут же ойкнула: – Ну, зачем такие цветы. Спасибо, это просто не букет, а произведение искусства.

      Она взяла охапку хризантем, которые ей вручил Леонид, и пошла ставить их в воду. Ольге Леонид преподнес одну розу.

      – Вот, смотри! – указал ей отец. – Смотри, как приятно получать один цветок. Ты сразу видишь его красоту, его изящество!

      – Папа, ты что это, поэтом вдруг стал? – усмехнулась Ольга, но розу приняла с благодарностью.

      Цветок и впрямь был необычный – почти черный с фиолетовым отливом.

      – Он зловещий, – нахмурилась Ольга.

      – Оленька, он чудный. Он – загадка! Леня, не каждый мужчина выбрал бы такую розу. Подарили бы красную. Или белую, – со значением сказала Васса Федоровна. Она поставила вазу с хризантемами на стол и теперь ухаживала за гостями. Она разрезала кулебяку, подвинула салат дочери, положила мужу мясо.

      Константин Алексеевич налил жене и дочери вино, себе и Леониду – водку.

      – Вот, хорошо, что мы все здесь. Все свои. Хорошо, что у нас все в порядке, что все живы-здоровы.

      – Ленечка, жаль Марии Петровны и Сергея Николаевича нет. Но в следующий раз…

      – Вася, – обратился Мезенцев к жене, – дай сказать…

      – Да, молчу, – спохватилась жена, которая привыкла, что муж называл ее мужским именем.

      – Так вот, выпьем за стабильность. За привычные мелочи, за размеренность жизни, за отсутствие потрясений. Выпьем за покой и счастье в доме.

      Леонид заметил, как усмехнулась Ольга, но усмехнулась тайком от отца.

      Потом все принялись за еду, которая была отменной. Васса Федоровна была все-таки кулинаркой высшего класса.

      Разговор за столом сначала шел о пустяках, потом шел о знакомых, потом пошли «дачные воспоминания», потом все вдруг наелись, утомились, расселись по диванам и креслам и, лениво перебрасываясь словами, наблюдали за осенью, которая потихоньку превращалась в зиму.

      – Леня, пошли-ка, потолкуем про дела, – вдруг сказал Мезенцев, и они поднялись на второй этаж в его кабинет.

      – Ну, что там декан? Доволен?

      – Еще бы, Константин Алексеевич! Теперь они могут запросто в этом помещении открывать хоть магазин, хоть кафе.

      – А народ «не гудел»?

      – Какой? Наш? Институтский?

      – Ну, да. Ты же знаешь, иным больше всех надо и они суют нос везде.

      – Поговорили, конечно, но потом перестали. – Леонид покривил душой.

      Дело,