Тень стрекозы. Татьяна Полякова

чего о вас знаю. Моя сестра училась с вами на одном курсе. Вера Калашникова.

      – А вы похожи, – кивнула я.

      – Ага. Многие думают, что мы родные сестры, хотя мы двоюродные.

      Она сделала заказ, потом торопливо съела бутерброд, запивая его кофе, и успела рассказать, как дела у сестры.

      – Значит, вас интересует это убийство? А что, если нам перейти на «ты»?

      – Не возражаю.

      – Отлично. Поначалу это убийство мне покоя не давало. Тут вообще дым стоял коромыслом. Раньше у нас журналистов не убивали, слава богу. И вдруг такое… Еще и после статей о вице-губернаторе. Ты, должно быть, знаешь?

      – Читала.

      – Вот-вот. Потом страсти поутихли, потому что… дело в самой Старостиной. Многие считают ее чокнутой.

      – Правда это или нет, но ее убили.

      – Да-да. Я понимаю, о чем ты. Я потратила кучу времени, пытаясь разобраться, и все впустую. Только-только ухватишь ниточку, а потом оказывается, что она никуда не ведет.

      – Очень интересно. Нельзя ли об этом поподробнее?

      – О чем?

      – О ниточках, – усмехнулась я.

      Лилия улыбнулась в ответ.

      – Я, как заправский детектив, пыталась восстановить события последних дней ее жизни.

      – И что, удалось?

      – Последние три дня она просидела дома, хотя в редакции сказала, что уезжает к своему другу, вроде бы даже собирается замуж.

      – Могла передумать.

      – Ага. Проблема в том, что никакого друга не было. Его следов не смогла отыскать не только я, но и милиция. Она его попросту выдумала. Врушка она была, кстати, фантастическая. Без конца придумывала себе любовные истории, рассказывала их, но никто никогда не видел ее с мужчинами. У нее на рабочем столе стояла фотография, где она с возлюбленным в обнимку. Она ее взасос целовала, а весь отдел потешался, потому что одна из сотрудниц узнала на фотографии тебя. Так что неизвестно, кому адресовались поцелуи. Болтали же, что у вас любовь. А после возвращения из Питера, ввиду вашей предполагаемой ссоры, она совсем с катушек съехала.

      – Не за вранье же ее убили? – снова усмехнулась я.

      – Конечно, нет, – вздохнула Лиля. – Кстати, она утверждала, что фотографию кто-то украл, и устроила жуткую истерику. Это было за пару недель до ее смерти.

      – Кто взял фотографию? – насторожилась я.

      – Понятия не имею. В общем, девчонки были убеждены, что она все это нарочно придумала, чтобы привнести драматизма в свою серую жизнь. Хотя, может, кто-то и свистнул из вредности, а потом постеснялся признаться.

      – Сослуживцы ее не жаловали?

      Лилия развела руками и закатила глаза. Понять ее жест можно было в том смысле, что «не жаловали» – еще мягко сказано, и причин для такой нелюбви более чем достаточно.

      – В это трудно поверить, когда читаешь статьи, вышедшие после гибели Светланы.

      – Ну, ты же понимаешь. Дух солидарности и все такое… В конце концов, мы должны поддерживать друг друга, иначе нас начнут отстреливать пачками.

      – Ты