Сталтех. Андрей Ливадный

постепенно теряя счет дням, а когда его отыскали и доставили во временный лагерь, то Максим, вновь оказавшись среди людей, внезапно понял, что большие скопления народа пугают его больше, чем ощущение глобального одиночества.

      Моральный слом произошел мгновенно. Пережив катастрофу, он утратил спасительную для многих иллюзорность мышления. Максим видел превратившиеся в щебень кварталы, он теперь в точности знал, сколь ненадежен огромный город, как легко красивые и прочные с виду здания превращаются в пыль, не оставляя шанса на спасение… Страх перед повторным ударом жил глубоко внутри, он въелся в сознание, Максима не покидало ощущение, что множество людей, собранных в одном месте, каким-то мистическим образом притягивают беду. Если разбираться спокойно – глупость, но Макс поддался глодавшему его страху, бежал, снова ушел в руины.

      Потребовались месяцы, чтобы прийти в себя, опомниться, а когда в душе вновь затлела искорка воли к жизни, оказалось, что его поезд давно ушел. Все, кого удалось спасти, были эвакуированы, зона руин объявлена запретной, а любой нарушитель рисковал получить пулю от патрулей, особенно в темное время суток.

      Так он стал нелегалом. Человеком без документов и работы, числящимся в списке без вести пропавших, призраком, оказавшимся вне цивилизации, вне государства и общества.

      Оказывается, не он один. Тысячи бродяг обитали на обломках мегаполиса, ведя нелегкую борьбу за существование. Максим стал одним из них, полностью погрузился в сумеречную, беспредельную жизнь, где банку найденных консервов приходилось отбивать у одичавших собак или того хуже – у себе подобных.

      Уцелевшие городские кварталы он понемногу начал ненавидеть. В морозные или дождливые ночи оттуда сочился свет миллионов окон, казалось, что в многоэтажках притаились зрители, занявшие верхние ряды амфитеатра и теперь с интересом наблюдающие за жуткими драмами, разыгрывающимися внизу…

      Может, он и ошибался. Шли дни, и Максим постепенно начал забывать прошлое, научился мыслить категориями одного дня, свыкся с лишениями, незаметно для себя стал худым, ловким и жилистым.

      А жизнь текла мимо, события двигались своим чередом.

      Примерно через год после катастрофы руины начали разбирать, основные улицы расчистили, режим запретной зоны стал не таким жестким, как вначале, появились строители, у восстановленной станции метро сначала возникали небольшие стихийные рынки – там можно было купить сигареты, водку и продукты, да и солдаты уже не стреляли без предупреждения. Максим, поначалу с опаской отнесшийся к переменам, понемногу начал втягиваться в новую реальность – иногда нанимался в строительные бригады, но чаще уходил в руины, где еще оставалось множество потаенных мест, куда так и не добрались ни спасатели, ни военные, ни строительные бригады.

      Тусклые мысли скользнули где-то на краю сознания и исчезли, ушли, как вода в песок.

      Хотелось курить.

      Он зябко поежился, кутаясь в пальто. Рука ощутила рукоять раритетного «стечкина», достать