Я живу в этом теле. Юрий Никитин

лихорадочно размышлял, как мне здесь исчезнуть, а возникнуть пусть тоже в чужой, но привычной для разумоносителя квартире. Но пока я в этом теле, пока я в этой эпохе, я обречен подчиняться законам этого дикого мира. А это значит, что до метро придется рысцой, а там поезд может не сразу, ночью интервалы размером со щели между галактиками.

      – Чаю не хочешь? – предложила она робко. В ее голосе впервые прозвучало что-то от человеческой интонации, робость, что ли, меня передернуло. В полутьме ее тело странно белело, призрачное и нереальное, пресное, как рыба в тумане.

      – Надо бежать, – ответил я.

      На ее милом лице отразилась легкая грусть, всего лишь тень грусти. Я понял, что ответил верно, когда она обронила обычное дежурное:

      – До метро всего пять минут…

      Я вскочил, торопливо оделся, стесняясь наготы этого похотливого самца, в тело которого всажен. Она перевалилась на бок, наблюдала за мной с насмешливым сожалением. Я сказал, прыгая на одной ноге, – никак не мог от спешки попасть ногой в другую штанину:

      – Автобусы наверняка уже не ходят!

      – Успеешь…

      Я подумал, что она не прочь, чтобы не успел. Впрочем, кто их знает, сейчас даже старомодные вовсю отстаивают независимость. Уже разобрались в разных своих преимуществах, да и побаиваются, что на шею сядет пьяный чмурик, за которым надо ходить, убирать, стирать за ним вонючие носки.

      Я быстро натянул кроссовки, чмокнул в щеку. Она смотрела вопрошающе, но молчала. У нее, естественно, на языке вертится только один вопрос, но именно он раздражает мужчин больше всего, и она только смотрела большими печальными очами.

      Я отвел защелку замка.

      – Ну, пока. Я позвоню.

      – Звони.

      Я кубарем скатился с лестницы. Асфальт громко шелестел под подошвами, холодный воздух врывался в легкие, вычищал внутренности, крохотными фонтанчиками вырывался из каждой поры на коже, вымывая человеческое тепло. Стало холодно, я все ускорял шаг, наконец вдали замаячила ярко-красная «М».

      Влетел в метро, простучал подошвами по эскалатору. Навстречу попался неопрятный мужик, отшагнул в сторону, но и я шагнул туда же. Так дергались некоторое время, тупо копируя друг друга, потом мужик выругался, пошел корпусом и отпихнул меня.

      На перроне я чуть не задремал, потом пришла воздушная волна из туннеля. Металлическое чудовище с яркими фарами пронеслось, притормаживая, распахнулись двери. Я шагнул… в переполненный вагон, упершись в спины мужчин. Инстинктивно напрягся, ибо воздух в вагоне пропитывала враждебность.

      Не пацаны, что проводили девчонок до подъезда и спешат домой, – возвращаются зрелые мужики, знающие в жизни многое, обжегшиеся на многом, потому и возвращающиеся, не оставшиеся, и к себе ни-ни, а то не расхлебаешься, законы теперь призвезденные, только и знают, что жизнь портить…

      Пахнет водкой, конским потом, несвежими постелями. Многие бесстыдно спят. Кто повалился соседу на плечо, кто откинулся на спинку сиденья и расслабленно открыл пасть, храпит, показывая не только выщербленные зубы, но и гортань с бледным гнойным налетом…

      Вдруг